− Отвечу, поддержу беседу.
− Ну а вообще как тебе, Антоний? – Жорыч старался выглядеть как бы моим коллегой по филфаку, смотрелось это комично: ни за что не хотел показаться невежей, как все невежи хотел вести на равных обсуждение. − Вообще Загоскин, как писатель?
− Да ниже среднего.
− Почему?
− У него условный мужик в романах, ненастоящий, неживой. Лубочный.
− Но ведь люди зачитывались. Ты посмотри: какая живопись!
Жорыч имел в виду полотно при входе под названием «Новый роман». Дамы в накрахмаленных старинных юбках читают где-то на природе около усадьбы книгу, рассматривают её, обсуждают.
− Сравнили, Николай Георгиевич. В каждом времени своё чтиво.
− Но Аксаков-то хвалил.
− Я не спорю. Загоскин был популярный. Но средний автор, средний.
Жорыч снисходительно улыбнулся, кажется, он мне не поверил. Савва всё это время устало сидел за столом.
− Ну до вечера, Антоний. Отдыхай. Последний день на свободе, – и засмеялся громогласно, раскатисто.
Мысли путались от всех этих впечатлений и размышлений. Надо приходить в себя и втягиваться в работу. В выходные я прошёлся по библиотекам, и в церковную, и в городскую, покопался в архивах. В городе, в позапрошлом веке выходила не газета, а так называемый «Листок», малоинформативный с точки зрения эпохи, скорее такой рекламно-поздравительный. И я нашёл рекламу ресторана, который тогда был трактиром, но трактиром не дешёвым, с номерами. Плохо, что Мирошев был совсем маленьким тогда городком, больше даже крепостью – преградой от подхода врага, препятствием. Из-за этого – скуднейшие сведения. Просматривая мирошевские листки с рекламой ресторана, я наткнулся на фамилию Штукарь. Что это? Совпадение? После революции ресторан национализировали − теперь он снова частный. Интересно, думал я, Жорыч – настоящий владелец ресторана?
Я не долго перестраивался на новый ночной режим. Главное было вернуться домой до трёх и сразу лечь спать. Если нет, то уже заснуть лично мне становилось проблематично. Через две недели я совершенно освоился и начал работать один, без помощников в лице Филипчика и охранника-горы Петюни. Здесь закат радовал больше, чем в окне офиса, там закат замурованный в бетоне, здесь же – устремлённый в вечность и бесконечность: возвышение и тут же спуск, панорама, живописный центр города, старинная колокольня. Спокойствие как на картине Левитана, самой пронзительной его картине. Здесь все в предчувствии ежедневного праздника, все довольны, а вокруг – покой, умиротворение, машины как муравьи, люди как мухи…
Савва въехал на стоянку ресторана на крузаке с прицепом. Я уже писал, что обычно Савва приезжал на порше – дорогой, но слегка помятой машине (он постоянно бился в городе о решётки, которыми у нас утыканы все дворы и дороги, и не успевал выправлять), которую он обожал. Савва был помешан на автопарке, но определённом – на кроссоверах. Это была его страсть. У ресторана всегда стояли два седана для курьерской доставки с большими и удобными багажниками для транспортировки продуктов, особенное беспокойство вызывали заказанные торты. Для таких громоздких заказов Савва разработал специальные устройства из пенопласта, которые собственноручно мастерил и устанавливал в багажники.