Когда Староверов узнал, что я считал его виновником своих бед, он расхохотался:
− Да куда ты делся бы? Пожил бы как хотел лет до тридцати, а потом всё равно ко мне попросился. Каллиграфия – твоё призвание. А все твои страсти – ошибки молодости.
− Но не всем они так дорого обходятся.
− Уверяю тебя, Антоний, − серьёзно ответил Староверов, – всем. У других трагедия жизни растянута во времени, будет накрывать сожалениями постепенно, и, уверяю тебя, все, как и ты, теряют друзей. Навсегда теряют, а то и навечно. Тебя выкосило за три года. Или за два, а? А как ты любил этот мир… − Староверов растягивается в плетёном чеховском кресле и улыбается, он больше не меняет маски.
Староверов уверяет: весь мир – скрипторий. Человек думающий, духовный всегда будет одинок. Лучше жить в гармонии с собой в маленькой келье, чем в системе, где прожигает дни большинство. Но я заспорил. Я утверждал, что мир – это серпентарий, а не скрипторий.
Реставраторы здесь всё лето и осень, совсем не мешают, я их не замечаю в своей «келье» − так я называю свою рабочую комнату. Переплётчик и химик, технолог по чернилам, приезжают ко мне – я сам открываю им ворота. Я живу в гармонии, в бесконечности и ощущаю себя одним. Есмъ, переписчик, проводник мысли и слова древнего, мост между прошлым и современностью…
Мама живёт в Италии, в маленьком городке близ Милана − почти как Мирошев. Живёт мама в коттедже, с Антонио, котом, велосипедом, мама занимается садом. Но там – земля родит, а у нас − суглинок. На фото – поля, стога, скрученные рулонами, и мама на велосипеде. Всё, вся земля, расчерчена на квадраты как в Зазеркалье, в Европе мало места, не то что у нас в посёлке. По весне там − удивительные деревья с разными цветами на соседних ветках, в средневековых постройках − винные склады и ослики, навьюченные крынками с вином, морское побережье, виноградники. Мама ведёт видеоблог, у неё многочисленный паблик − русских в Италии много, а ещё больше желающих поехать, посмотреть, как она когда-то, туристом. Но без колледжа она превратилась просто в гида, пусть и с сотнями лайков; она прилично выучила язык и ждёт нас со Староверовым к себе в гости. Я наконец увидел своего тёзку, человека, который, имея винные предприятия и крупный бизнес, нянькой просидел со мной, слепышом, два месяца, в самые тяжёлые мои два месяца. Чем-то и я ему помогал, учил языку, объяснял. Антонио оказался подтянутым, спортивным, коротко стриженым, с залысинами и тоже в тёмных очках, как и я, он с удовольствием общается со мной по скайпу и спрашивает про мамины непонятные выражения, вроде «шуба − валенки идут» − я отвечаю, что это сленг, обыкновенный пионерский сленг и спрашиваю у Староверова ещё смешные выражения, но Староверов злится и молчит.