У меня в доме газовый пистолет без ствола, есть и ракетница, и сильный шокер, есть дубинка – я тренируюсь защищаться, я метаю ножики – у меня специальный щит для ножей. В посёлке летом бешеный барсук напал на девочку, но я скоро буду за таким забором, что вряд ли барсук или собака смогут пролезть, а вот белки перепрыгнут, у нас на участке много елей, развесистых таких, скрывающих дом. И на елях много белок, а под елями растут грибы. Белые! Красота! Чудо! У нас тень даже в самую жару. И зимой не скучно, слышны голоса, по нашей улице в школу ходят, я люблю послушать, выйти из дома и просто послушать под забором детские голоса, отроков не терплю – они много матерятся и гогочут, юродствуют. Я могу их всех видеть на экранах, у нас повсюду камеры наружного наблюдения. Но я люблю слушать, и глаза отдыхают. Я часто слушаю на аудио сказку о безногом и слепом богатырях, и вспоминаю Данька: как он, что с ним?
Когда я только переехал, боялся выйти из дома. В доме тогда не было даже элементарного туалета – надо было выходить на улицу. А я не выходил, отказывался есть и пить. И врач сказал Староверову, что надо срочно поставить новый забор – чтобы я не беспокоился. Пришли рабочие ставить временный забор, я сидел в доме и смотрел по камерам, как они валят старинный писательский штакетник, штакетник трещал, а я вздрагивал и сердце ёкало и ныло от испуга. Пошёл снег, первый в бесснежную зиму снег, и мне показалась в свободном неограниченном ничем пространстве: по дороге вроде бы идёт Тоня, в шапке, вроде походка её, семенящая такая и стремительная. Она идёт, и с интересом смотрит на рабочих, на дом, мне показалось прямо на меня, но перед окном мотаются еловые лапы. Я поверил, что это Тоня, но сейчас не уверен – Тоня полноватая, а та девушка – вообще нет. Да и видел я тогда ещё не очень резко. Тоня… Она здесь неподалёку, я не хочу с ней встречаться. Тоня – подарок судьбы, она предупреждала о слежках и подставах, но ошиблась в заказчике, в Староверове. Тоня – лучшее, что у меня было, ещё случай, когда я пытался остановить время, ну и поездка Петербург на всероссийскую олимпиаду, и как я на всех этапах звездил с презентацией сделанной Дэном. Конечно, я бы мог переехать к Тоне, как она и предлагала, и сейчас жил бы с Тоней, но тогда я не смог бы стать таким переписчиком, связью времён. Времени вне меня нет, всё замерло. Время течёт сквозь меня. Я – затворник.
Но я не забывал разговор с Даном. И себя подстраховал – написал, как всё произошло. «Открыть после смерти» − так называются мои сброшюрованные страницы, я несколько таких конвертов держу у себя, один экземпляр мы с адвокатом Константином Марковичем оформили нотариально, он меня возил к нотариусу, в знакомую уже мне контору. Пока ждали в коридоре у двери, я увидел Дэна. Он был на костылях. Он не заметил меня, то есть не узнал наверное – я сильно изменился, очень всхуднул, стал такой как Дан по комплекции, оправа бифокальных очки изменили моё лицо кардинально, и потом – я сидел, среди других «просителей». Ковылял Дан вполне сносно и наступал на ногу! Рядом с ним – беременная Лиза. Значит, не совсем он позвоночник-то переломал – ноги-то начали работать! Я прошёлся к кабинету, из которого они кажется вышли, присел. Из кабинета вышел босс в бейсболке. Значит, Дан врал насчёт его инфаркта, снова хотел напугать меня до полусмерти. И снова это ему далось. Интересно: какие у них дела с лысым детективом? Наверное какое-нибудь новое задание. Но вряд ли будет привлечена его мама – вряд ли объект, как я живёт в том же дворе. Я думаю Дана вынудили служить после той облавы на их точку в доме быта, всё везде у нас подконтрольно, своё дело нереально открыть и ни от кого не зависеть, никому не отстёгивать, слежка за кем-то, задание – тоже своего рода взятка. Но я Дана не оправдываю, просто пытаюсь понять.