− Если уж надо быть напористой, вопрос, − я решилась на денежный вопрос… Этот лысый был самый близкий для меня человек из их сферы доносов, расследований и преследований. Разговорчивый хоть и был разговорчив, но только требовал, незаметного я почти не знала, про молчаливого вообще промолчу, я до сих пор не могла забыть его внимательное молчание и единичные фразы. Этот лысый, я его знаю четыре года – кто бы мог подумать, что он из тех структур, которые могут организовать всё, что угодно.
− Насчёт денег? Они поступят в течение дня.
− То есть после?
Он засмеялся:
− Безусловно, Антонина. После.
Я попрощалась и начала собираться.
− Куда это ты? – удивилась бабушка, когда около четырёх дня я отложила нож, которым выковыривала из земли морковку.
− Бабушка!
− Неужто на свидание?
− Бабушка! Не спрашивай!
− Не говори так.
− Как?
− Дедушка так говорил, когда шёл в их организацию.
− Нет бабушка, ты не поняла. Мне надо. У тебя же завтра день рождения.
− Да что этот день… Очередной год, как напоминание что скоро мне крышка.
− Бабушка. Тебе семьдесят пять! Почти юбилей.
− Мне ничего не надо… − Ура! Бабушка клюнула, решила, что я еду за подарком, она и не подозревала, что завтра мама и папа привезут ей подарок крепко-накрепко привязанный к конструкции на колёсиках − с такими безмашинные бабули ходят в магазин и мучают чужие ноги в переполненных электричках.
− Зачем ты в страшном костюме? Велюр облысел.
Да уж, бархатная поверхность вытерлась в местах швов, и швы были очень заметны…
− Нормально бабушка.
− Надень шорты.
− Бабушка! У меня ляжки жирные. Я шорты не надену.
− Тоня! В такую жару в костюме!
− Прохладно в августе к вечеру.
− О да. Ильин день, лето закругляется, а когда-то в августе… − вздохнула бабушка, она, наверное, представляла дни своей молодости, когда дедушка, как в оскороносном фильме, привозил её сюда на смотрины к своим родителям, да… наши участки с историей…
У остановки ТРЦ ударило в нос дешёвой парфюмерной вонью, невзрачный мужчина, худой, седой и дохлый прошёл мимо меня, чуть-чуть прислонился, положил мне что-то в карман олимпийки и сказал:
− Знаешь, как включать.
Я испугалась – сунула руку в карман, а там – знакомый микрофон, финтифлюшка. Я застегнула карман на молнию, но молния не работала, расходилась. Придётся руку держать в кармане, чтоб не выпал… Но у меня же на штанах карман тоже на молнии – я быстро переложила микрофон туда.
От остановки до торгового центра совсем близко: две дороги перейти и вот она −площадь, лестница в плитке, с перилами, с то там, то здесь стоящими людьми: кто курит, кто болтает, кто встречается – обнимашки в разгаре, но эта жизнь не для меня, со мной никто никогда не будет обниматься, я не радую никого ни внешним видом, ни внешностью, разве что клиенты и престарелые клиентки хвалят меня: какая я хозяйка и какая я работящая. Станешь тут работящей, когда кредит висит. Да и увы: обнимашек такие, как, я лишены на века, скоро я надену чепец как одна английская писательница. Парень прошмыгнул мимо меня, низкий и плотный.