Но как?
Возвращаюсь я прямо в гущу событий. Сережа встречает меня смешным поклоном и провожает к нашим «двуместным апартаментам», как говорит он. Отбирает и прячет рюкзак в палатку, закрывает ее на молнию и какие-то липучки.
– Есть будешь? Шашлык еще не готов, но… – Он указывает на пакеты у костра.
– Знаменитая острая шаурма? Нет, мой желудок спасибо не скажет. Лучше подожду.
Хотя запахи в воздухе витают такие вкусные, что живот громко урчит. Есть соблазн рискнуть, но помню, как плохо мне было в прошлый раз от этих специй, а я вроде бы обещала себе обходить грабли. Стараюсь, по крайней мере.
Сережа предлагает выпить, но я предпочитаю баночку колы. Затем приглашает подсесть к ребятам, которые играют в «Правду или действие». Собственно, как раз когда один из парней выбирает «действие» и показывает всем член.
– И вам здрасьте, – произношу удивленно, и ребята заливаются смехом.
– Не впечатлил девчонку, – шутит кто-то мне незнакомый.
Тут уже и Сережа возмущенно требует спрятать «пушку», пока он ее не оторвал. Но мой взгляд цепляется в толпе за Ярика, которому предлагают ту же шаурму. Я могла бы предупредить Жарова, если бы не блондинка, что заглядывает ему в рот. Он широко улыбается ей, вот пусть она его и спасает.
Ехидно усмехаюсь под нос, наблюдая, с каким удовольствием кусает бутерброд. Надеюсь, он спалит его желудок.
– Ой, да ладно! У кого секса не было в шестнадцать! Вот ты во сколько трахаться начал?
– Не помню точно. Наверное, лет в семнадцать, и это мне еще повезло, – отвечает Сережа. – Я дрыщом был, на меня, пока качаться не стал, внимания не обращали.
Стараюсь не вникать в дурацкие обсуждения потери девственности, хотя там уже разгораются жаркие споры.
– Вы парни, у вас чем раньше, тем круче. А девчонок так сразу в шлюхи записывают!
– Ну, когда с тринадцати лет умеют и практикуют…
– Да не об этом я!
– Ой, а что такого? Ну я, например, потеряла девственность в детском лагере в четырнадцать. Это было ужасно, но я сама так решила!
Галдеж стоит, мне не по себе. Не люблю подобные темы, еще и желудок выкручивает от голода.
– А ты когда? Вот ты, с губами красивыми?
Я даже не сразу соображаю, что в центре внимания оказываюсь. Почему? Ненавижу свои губы «сердечком», как мама говорит. Все вечно спрашивают, что я туда закачиваю, вкалываю. Да я, блин, инъекций до смерти боюсь!
– Я-я… тоже, – смотрю на Сережу и скорее добавляю: – В семнадцать.
Смущенно прячу глаза, запиваю ложь колой.
– Это она еще монашка!
– Может, хватит разглагольствовать тут о моральных устоях, а? Люб, давай! Правда или действие?