Мой.
И пока я тут чуть ли не фамилию Жарова примеряю и детям будущим имена даю, он уже спрыгивает на землю и подходит ближе, аппетитно кусая грушу.
– Сладкие, как ты, птичка.
Опять он со своими шуточками «made in USA»*. Протягивает мне фрукт, а я себя Евой чувствую, которой плод запретный предлагают вкусить.
Что ж, не светит мне оценить райские сады, видимо. Я просто впиваюсь зубами в сочную грушу и улыбаюсь, пока Ярик, повернувшись ко мне спиной, закидывает остальную добычу в машину.
– Блин, ты рубашку порвал.
– Где? – пытается увидеть, куда показываю, а затем, недолго думая, расстегивает воротник и просто снимает ее через голову.
Черт! У меня кусок поперек горла встает, я кашляю, потому что… да нельзя так! Это… это нечестно! Ага, возмущаюсь, а сама не могу глаз от Ярика оторвать. И только поймав его хитрый взгляд, цокаю и отворачиваюсь.
– Предупреждать надо, – тихо бормочу под нос.
– Уже можно смотреть и не перевозбудиться.
Он не исправим, не могу сдержать улыбку. Ярик стоит передо мной уже в спортивной майке и шортах.
– Бегать с утра собирался, тут прикольно по пересеченной местности, – как раз поясняет он. – Кстати, футболка запасная есть, тебе дать?
Я все пропускаю мимо ушей, потому что зависаю на мысли, что Жаров остается здесь на ночь. И вроде бы не маленькая уже, вроде сама понимала, куда еду, сама отпустила таксиста, но осознание факта все равно бьет дрожью по телу. Я ежусь. И только когда понимаю, что Ярик еще ждет ответа, отрицательно машу головой. Нет, так его запаха будет только больше, я себя потеряю.
Когда Жаров отбирает у меня бутылку и запрыгивает в машину, пригласив кивком с собой, я плетусь к противоположной двери. Сажусь, а он уже делает из горла несколько глотков и чуть кривит губы. После протягивает мне, как выяснилось, ром. У меня скулы от одного запаха сводит.
– Нет, я для тебя…
– Или вдвоем в этом болоте, или можешь уезжать, – говорит резко, и я всем существом хочу возмутиться. Но молчу. Потому что понимаю – он не специально иголки выпускает, он как я. И сейчас в его глазах столько тоски, будто умоляет остаться.
Слушаю и повинуюсь – забираю чертову бутылку. С ним по-другому не выходит, я все равно рано или поздно иду на поводу. Ничего не могу поделать с собой.
А может, и не надо? – шепчет дурное, но такое чувственное сердце.
Чтобы заглушить восставший голос разума, заливаю в себя алкоголь. Горло обжигает, желудок скручивает. Я снова кашляю, а Жаров смеется.
– Good girl.
– Как с собачонкой разговариваешь, – уже намеренно капризничаю, протягивая бутылку обратно. Молчу, пока пьет, думаю, как лучше начать. Открываю и закрываю рот, пытаясь заговорить. – Он… Слушай, он не имел права так…