– Куда ты дела очки? – спрашивает, а я почти с яростью отбиваю подачу.
– Сделала коррекцию зрения.
Что значит его эта новая повторяющаяся ухмылка?
– А пирсинг откуда?
Я заправляю прядь волос и провожу пальцами по исколотому уху. На самом деле, пирсинга гораздо больше – физическая боль помогала справиться с демонами в голове. Каждый раз, когда терпеть становилось невыносимо, я бежала прокалывать что-то. Часть даже успела зажить.
Слишком тяну с ответом, кожа на левой щеке начинает гореть – теперь он рассматривает меня. Ловлю взгляд, ускользающий ниже по шее. Натягиваю куртку до подбородка.
– Соски не проколоты, если ты об этом.
– Ну да, теперь там хотя бы есть, что прокалывать.
– Эй! – возмущаюсь и пихаю кулаком в плечо.
Это чуть разряжает атмосферу. И не буду врать – льстит, что заметил. Раньше, пока я серьезно занималась балетом, была плоская, как доска. Сейчас в объемах прибавила, мне самой нравится.
– Ты все так же не умеешь принимать комплименты, – заявляет.
– А ты все так же не умеешь их делать.
Он пожимает плечами и вдруг поворачивается ко мне. Что такое? Горит красный сигнал, на дороге – ни души. Дрожь пробегает по спине от его близости.
– Слушай, Рит, – он меня почти никогда по имени не звал, – я не воевать приехал. Не ради этого здесь.
Не ради тебя, – слышу между строк.
– Я согласен с тобой, давай просто…
– Давай, – быстро соглашаюсь, чтобы не успел произнести слова, которые окончательно разобьют сердце, – уже зеленый, можно ехать.
Но Ярик не спешит. Вглядывается, будто читает меня, а потом убирает волосы с моего лица и невыносимо сладко улыбается.
– Мне нравится, как они отросли.
Не думать, не думать, не искать подтекста! Ярик всегда такой, Рита, не забывай об этом, – повторяю себе как мантру оставшуюся часть пути.
А едва машина останавливается перед домом, сбрасываю куртку и отстегиваю ремень.
– Пойду предупрежу, чтобы ворота открыли, – бросаю и бегу прочь.
Конечно же это не обязательно, охрана и так видит по камерам хозяйский автомобиль. Но мне нужно больше воздуха и расстояния, иначе…
– Дядь Вов, – только я, кстати, могу без скандала так отчима называть, – блудный сын ваш вернулся. Привет, мам!
– А ты чего такая мокрая? Дождь был?
– Да, ливень, – вру и спешу наверх.
В спальне стягиваю промокшую одежду и быстро переодеваюсь в пижамную майку, пытаюсь тщетно расчесать спутавшиеся волосы. Только собираюсь сгонять в ванную, как слышу где-то внизу знакомый голос. Нет, рисковать не буду. Нахожу запасы ватных дисков и мицеляркой стираю остатки макияжа: умоюсь завтра, так уж и быть.