Едва переступив порог дома, прихожу на помощь маме, только бы отвлечь себя. Она готовит постную курицу, я берусь резать овощи – из нас выходит ладный дуэт. Умиляюсь мысли, что мы обе ждем мужчин, которых всем сердцем любим. Вот такие мы, Кукушкины, двинутые на всю голову. Еще вспоминаю, как смеялась в школе на отечественной истории над женами декабристов. Поверить не могла в их искренность, а сейчас осознаю простую истину – я пошла бы за Жаровым куда угодно. Только нужно ли ему это?
– Когда Ярослав уезжает?
Нож соскальзывает и с громким стуком врезается в разделочную доску. Я смотрю на расчлененную морковку и радуюсь, что это не пальцы. Даже не поднимаю взгляд на маму. Она ведь задает вопрос, потому как точно знает, что у меня есть ответ.
– В пятницу собирался. Вроде бы, – мой голос чуть дрожит, как подумаю снова о том, что могу потерять его, но возвращаюсь к нарезке.
– И как к этому относишься ты?
Ужасно. Только Ярик ни разу не спросил меня, а я не нахожу в себе силы сделать это первой.
– Нормально. Наверное.
– Рита нормально относиться к этому ненормально. То, что вы делаете, прячась по углам, ненормально.
Звучит не очень, режет по нервам.
– Я ничего не имею против твоей личной жизни. Ты большая девочка, и у тебя перед глазами есть шикарный пример, как делать не стоит, – указывает ладонью на себя, открыто намекая на моего без вести пропавшего отца, – просто… Я же вижу, что для тебя это не развлечение. Ты у меня девочка-лебедь, раз и… Кристина вчера звонила, я спросила специально, его Грейс…
– Мам, я не хочу ничего слышать.
Как маленький ребенок закрываю уши, будто это спасет от Армагеддона.
– Рита! – впервые за долгие годы повышают на меня голос.
– Мама! – отвечаю тем же.
На короткий миг ее глаза распахиваются, как от пронзительной боли, и я тут же жалею о том, что открыла рот. Она резко отворачивается к плите, а я тотчас подхожу и обнимаю ее со спины.
– Извини. Не нужно было… Я не знаю, что происходит, я не знаю, что будет дальше, что делать дальше, но...
Мама кладет руки поверх моих ладоней и слегка сжимает.
– Ритусик, пойми, я за тебя переживаю.
Я молчу. Мы обе некоторое время молчим, пока я не решаюсь быть до конца честной.
– Я люблю его, мам. Сильно.
Она вздыхает глубоко, чуть раздраженно, но с бесконечной заботой и нежностью. Только поворачивается, а я прыгаю под мышку и всхлипываю.
– Ну-ну, детка, не плачь.
– Он ничего мне не обещал, но, мам, он так смотрит… – бормочу, шмыгая носом. – Ты бы знала, как он смотрит на меня! Я чувствую себя на вершине мира! Нет, после всего того, что было, он не может… он не обманет меня снова, это было бы слишком жестоко.