- Хорошо. Спасибо.
Я вернулась к себе и снова уснула. Я только и делала, что спала.
И ждала, что мне позвонят родители. Но они не звонили. Сама я напоминать о себе не осмелилась.
Зато позвонили из университета и спросили, когда я приду на занятия. Я ответила, что ходить не буду, а за документами приду позже. Я понимала, что со мной что-то не в порядке. Я не могла находиться рядом с мужчинами, не выносила, когда кто-то подходил слишком близко, пугалась громких звуков, не могла есть. Мне нужна была помощь. Но кому я была нужна?
Спустя две недели я решила помыться, преодолев брезгливость. Сантехника и в ванной, и в туалете была в таком ужасном состоянии, что каждый раз, как я ее видела, вызывала у меня рвотные позывы.
Я посмотрела на ютубе, как почистить ванну, и минут 40 оттирала ее. До сверкающей чистоты ей все равно было далеко, но я хотя бы искупалась.
Выйдя из ванной уже одетой в брюках и толстовке с полотенцем на голове, я увидела худого лысого мужчину лет 40.
Он осклабился, как только меня увидел:
- Так вот ты какая, мышка. Иди сюда, познакомься с дядей Евсеичем.
Это мне сразу напомнило Демида. Как он со мной знакомился.
Я прошмыгнула мимо к двери своей комнаты. Благо, она располагалась ближе, чем стоял он.
- Эй, куда же ты? - окликнул он меня.
- Чего ты пристал к девчонке? Видишь, она от страха трясется. Пойдем лучше ко мне, у меня водочка есть, - вмешалась тёть Люда.
Он зыркнул на меня, но зашел к ней. И несколько часов я слушала их пьяный хохот, сменявшийся характерным скрипом кровати, который я уже не могла перепутать ни с чем, и возгласами женщинами: "Какой ты, мужик!" Или вообще нецензурщиной.
Я накрыла голову подушкой, потому что под эти звуки слишком отчетливо вспоминала, как внутри меня движется чужое тело, причиняя боль, и почти слышала чужое дыхание, опалявшее мне кожу.
На следующий день был мой день рождения. Мне исполнилось девятнадцать. Тоскливее праздника не придумать. Не было ни приема, ни гостей, ни нарядного платья, ни кучи подарков. Не было ничего. И я ждала, что хотя бы мама позвонит и поздравит, спросит, как я. Но целый день была тишина, хоть я и не выпускала телефон из рук. Неужели ей для меня жалко даже несколько слов? Как же так?
Демид
Выстрела не раздается. Старому хрычу что-то надо от меня.
- Не медли, дядь Тём. Стреляй!
Я улыбаюсь ему голливудской улыбкой. При моей разбитой роже - зрелище то еще. Понимаю ли я, что его провоцирую? Да. Это щекочет нервы.
Если он ждет, что я его начну умолять не убивать меня, то он не по адресу.
И он об этом знает.