Люба помолчала, обдумывая, принимая страшную правду. И зацепилась за спасительную ниточку:
— Мне ведь нельзя здесь. В теплице сегодня новую оросительную систему устанавливают. Надо быть, Иван Данилыч…
— В курсе твой Данилыч. С утра телефон оборвал. Звонил тебе не переставая. Я трубку взяла. Рассказала. Вон подарок от него, — проворчала Верка. — Санитарка в тумбочку спрятала. Врач не разрешил бы.
Сестра подошла, открыла тумбочку и хлопнула на неё что-то тяжёлое. Люба повернула голову:
— С ума сошёл.
Это был цветочный горшок с небольшой сансевиерией. Она радостно топорщила в разные стороны сочные темно-зеленые листья с жёлтой окантовкой.
— Вот и я говорю, — кивнула Верка. — Нет, всё равно добился своего. Его к тебе не пустили, так с санитаркой передал. И как только всучил! Довольная такая этот горшок притащила. Врач ушёл уже, в палате ты одна. Вот смотри теперь, любуйся.
Люба отвернулась от растения и перед глазами всё поплыло:
— Вер, обещай мне, что дом не продашь?
Верка уставилась на неё чёрными глазами пуговками и скорчила недовольное лицо.
— С чего это мне такое обещать?
— Я слышала, о чём врач говорил. Что-то серьёзное, да?
Верка промолчала, но глаза отвела, сделав вид, что разглядывает растение на тумбочке.
— Там розы у меня, на балконе саженцы. Надо на туда отвезти. Под осень самое то посадить. Не продавай. С детьми будете ездить на выходные, летом. Хорошо там.
Верка отвернулась к окну.
— Вер, ты меня слышишь? — позвала Люба.
— Да слышу я! — Верка резко повернулась и, набрав воздуха в щёки, шумно выдохнула, будто решалась на что-то. — Ладно, скажу! Всё равно ты ничего уже не сделаешь, голову от подушки оторвать не можешь. А то ведь так и помрешь наивной овечкой.
Внутри Любы всё сжалось от нехорошего предчувствия.
Вера пристально смотрела на сестру. Чёрные глаза горели, губы дрожали, а полное лицо раскраснелось:
— А ведь сама виновата! Далась тебе эта дача! А жить мы где будем? В отцовской однушке? Детей трое, мы с мужем! Дача сама — развалюха. Да ты, непутёвая, хоть знаешь, сколько там земля стоит? Там вокруг дачи кругом одни коттеджи. Люди ждут, не дождутся, когда можно будет выкупить участок и снести твою хибару. А нам тех денег на трёшку хватит! Вот!
— Что? Вера!
— А что Вера? Вера тоже жить хочет нормально. Но отец всегда тебя больше любил. Люба учится, Любе — денег. Люба с родителями живёт. А Верка пусть работает! И с детьми как хочет, так и корячится на съёмной квартире!
— Так ты сама учиться не хотела, — попыталась возразить Люба. — Замуж вышла в девятнадцать лет.
— И вышла! И что? — Верка прислушалась к шагам в коридоре и перешла на громкий шепот. — И значит, мне помогать не надо? Я не дочь? Не дочь, да? Только ты всегда была ребёнком. А Вера сразу взрослая родилась. Вера сама может, Вере книжку не надо читать на ночь, укладывать не надо. Это Люба у нас маленькая, младшая. А я с тобой всё детство просидела нянькой. Ненавижу!