Поравнявшись со мной, Андрей всё же умудряется вырвать свою правую конечность из мертвой хватки. Немного на взводе он роется в кармане куртки, старательно пряча взгляд, склоняя голову максимально низко. Попутно выуживая из него, как фокусник всяческий реквизит: зажигалку, "подушечки" Стиморол, фантики от конфет, крупицы табака. Но только не то что упорно ищет.
Связка ключей чудесным образом появляется из сумочки Нади. Это становится окончательным её триумфом над Крутилиным, таким оглушительным звуком фанфар. Не могу удержаться и не присвистнуть от увиденного, чем обращаю на себя гневный взор Андрея.
Он явно зол, его выдают глаза, приобретающие от подобных эмоций такой глубокий темно-серый оттенок, словно превращаясь в две большие шляпки гвоздя, которые он готов вбить в мою стервозную голову, лишая желания издеваться над положением вещей.
Пухлые губы судорожно кривятся, растягиваясь в тонкую полоску. Вдруг обуревает дикое желание пожалеть бабника попавшего в искусно расставленные сети, но через секунду чувства доброго самаритянина во мне утихают. Сам заварил кашу, пусть сам и хлебает теперь.
Под всеобщий вздох облегчения кабинет открывается и мы втроем укрываемся в нём от начавшегося бурного обсуждения ситуации вне его стен.
— А ты что забыла здесь? Заняться не чем? — окидываю девушку холодным взглядом.
Как же она меня бесит! Вообще-то меня по жизни всегда раздражают люди подобные нашей Смирновой, которые пользуются всеми средствами, доступными и не очень, для достижения целей. А «эта» так отдельная история. Такая везде пролезет, чего только стоило её трудоустройство в нашу редакцию. Её бывший парень, а по совместительству исполняющий обязанности отдела кадров присочинил Наде неплохое резюме и оформил в редакцию наборщиком текста. Но завеса тайны быстро бы слетела, а девушке не терпелось задержаться на рабочем месте. Тогда-то "кадровик" был брошен, а вакансию кавалера занял тот, кто любезно помогал выполнять ее обязанности. Послужная лестница Смирновой была длинная и ветвистая. Конечной ступенькой стал наш выпускающий редактор.
— А ты тут кто? Забыла твоего разрешения спросить по поводу моего нахождения здесь.
— Я то по работе здесь. А ты? — поборов волну презрения, интересуюсь у неё, пока ещё спокойным тоном.
— По личному вопросу.
Как всё-таки держит удар. Ты гонишь её в дверь, а она лезет в окно. Просто браво, аплодирую стоя.
— Личные вопросы вне работы, так что вышла отсюда, — как-то не простительно грубо срываюсь на девушку.
Не только им, но даже мне становится понятно, что мой оскорбительный тон излишний. Но как ни странно совесть во мне не просыпается, не шевелится, а лишь лениво зевает. По всей видимости Надя робостью не страдает и не спешит выполнять мою просьбу. Она с мольбой в глазах прожигает в Андрее дыру, ища то ли защиты от меня, то ли простого разрешения эксцесса. Не желая ввязываться в «бабские» разборки, единственный джентльмен среди нас в свою очередь избирает нейтралитет в столь щепетильной ситуации, делая вид, что очень увлечен просмотром каких-то бумаг, но изредка все же подглядывая поверх документов. Естественно, Смирнову коробит выбранная Крутом позиция стороннего наблюдателя, не такой реакции она ожидала от него на мой выпад.