Такси приезжает на удивление быстро и загрузившись в него, только я знаю и предвкушаю те события, которые собираюсь совершить.
Пара ударов и зеркала отлетают на тротуар, ещё… и по лобовому пролегает трещина, точно такая же, как на моем сердце. Визг сигнализации только подстегивает меня, распаляет силу, с которой я обрушиваюсь битой на груду металла. Удар за ударом калечит авто немецкого автопрома.
Мой акт вандализма длится не долго, через несколько минут из подъезда выскакивает тот, ради кого я устраиваю всё это шоу. Хорошо! Пусть полюбуется, пусть пострадает.
— Я тебя ненавижу, ты трус, — мой охрипший голос, старательно перекрикивает воющую на весь двор сигнализацию. — Я никогда тебя не прощу. Слышишь? Это ты виноват, что она покончила собой, а я осталась одна и стала такой сукой, — в горле дерет от истошного крика и начинающейся простуды. — Как ты вообще посмел притащить сюда свою задницу? Ну чего ты молчишь? — толкаю его в грудь, всего лишь рукой, сдерживая желание разбить об него биту, вдребезги, в щепки. — Расскажи мне, как можно бросить родную дочь? — от этого чуждого мне слова коробит. — Как ты мог все годы скрывать, что ты мой отец? Смотреть как я подыхаю в своих пороках и гнию от ненужности. Да какой ты отец, ты тварь!!!
Нецензурная брань, так сладко ласкающая сейчас мне слух, эхом отдаётся в тишине. Потому-что мой опекун, а теперь как оказалось биологический папочка, опоздавший с этой информацией лет так на "тцать", утихомирив свою Ауди, просто молчит.
А я горю и чувствую пущенную по венам злобу, жестокую боль. За себя, выросшую как полевой цветок на пыльной дороге, истоптанный чужими ногами. До сломанной гордости и пошатнувшейся психики. За мать, которая одна из всего их любовного треугольника честно вышла из игры, хороня вместе с собой грех разлучницы.
— Я виноват. Дай мне шанс всё исправить.
Снова чувствую себя ненужной, прекрасно понимая что он здесь не ради меня, а ради себя, чтобы раскаяться, обелить и очистить душу на закате своей удачливой жизни.
Господи, как же ранят его лживые фразы, вгрызаются в каменное тело, натачивая собственные клыки. Чтобы потом отыскать нетронутую часть и выесть из неё последние остатки веры, что меня можно любить. Что я достойна быть нужной.
— Лучше бы ты сдох, — выплевываю страшные вещи, больше походящие на проклятия, не страдая при этом угрызениями совести. — И машину забери, или я и её расхерачу, — жестом показываю на свою малышку. Нет, скорее всего рука на неё не поднимется, но от него подачек я больше не возьму. — Мне от тебя ничего не, нужно. И ты мне не нужен. Ясно!!! Так же как и я не была тебе нужна всю жизнь.