На мгновение у меня мелькает мысль подробней расспросить отца о Кирилле. Но быстро отбрасываю ее и снова возвращаюсь к Юре.
— С чего ты взял, что Юра переживал наш разрыв? Он говорил с тобой?
— Нет. Парень был таким же упрямцем, как и ты. Просто я видел, как его шатало после вашего расставания. И еще знаю: он не оставил мысль тебя вернуть. Но единственное, чем он со мной поделился: что хочет стать достойным тебя. И тогда ты его обязательно примешь.
— Странно. Я точно не давала повода так думать, — бормочу и хмуро уточняю: — Не догадываешься, что он имел в виду? В смысле, как именно Юра собирался стать достойным меня? — Пока жду ответа, пытаюсь осознать, что меня так беспокоит. И почти сразу понимаю. Что, если именно это его намерение и привело к нападению на него?
— Нет, котёнок. Не догадываюсь. Да и ты голову не ломай. Это уже не имеет значения.
— Уверен? Но ведь почему-то его убили.
— Ты же знаешь, в наше время убить могут и за сто рублей, — тяжело вздыхает отец. — Или вообще просто так. Потому что кому-то в этой жизни не повезло.
— Папа, скажи правду, — прошу я. — Не надо общих слов. Точно не мне. — Отец хмурится, постукивает пальцами по столу и молчит. Ладно, все как обычно. Если мужчины не хотят говорить, приходится делать это за них: — По роду своей работы Юра занимался чем-то опасным? Не выдавай своих секретов, просто намекни.
— Ева, мы же не в горячих точках служим. Ничего особо опасного в нашей тыловой работе нет. В основном, вообще бумажная волокита.
— Это официально, — соглашаюсь я. — А неофициально?
— А неофициально я не знаю. Любой человек может быть втянут во что угодно. Но если Юра что-то такое и делал, точно не по моей просьбе.
— Тогда почему вы с Николаем Петровичем хотите все тихо-мирно прикрыть? Я ведь правильно поняла ваши намерения?
И снова отец не спешит отвечать. Хмурится и поджимает губы. И нехотя произносит:
— Я не знаю, куда влез мой помощник. И не хочу знать. Все это отразится не только на мне. От меня зависит слишком много людей. Я не готов дарить своим недоброжелателям такие подарки.
— Понятно, — киваю я. Они с Коршуновым, действительно, хотят спустить все на тормоза. Осторожно интересуюсь: — Но разве так будет справедливо? Получается, человек, сделавший это, выйдет сухим из воды?
— Дочь, я давно уже не ищу справедливости, — тяжело вздыхает отец. Прекрасно его понимаю. Сама циник, и отдаю себе отчет, что люди прежде всего хотят для себя комфорта. Я тоже не исключение. Просто мой комфорт: знать, что Юра погиб не из-за меня. Поэтому не собираюсь останавливаться. Хочу заявить об этом отцу, а он меня опережает: