Внимания заслуживали лишь карта Подмосковья, на которой чернильными кружочками были отмечены несколько населенных пунктов, да два листочка, исписанные Курдюмовской рукой. Убористый этот жесткий почерк был Смирнову знаком: читал его рукописную автобиографию. Листки он нашел, вынув ящики письменного стола. Часто случается, что неровно положенные бумаги при выдвижении-задвижении ящика цепляются за стенки тумбы и дно верхнего ящика и заваливаются по задней стенке вниз. Вот и эти два листочка завалились. Ни карту, ни листки Смирнов на месте изучать не стал: сложил их в удобный квадратик и спрятал в карман куртки.
Кухня, ванная... Ничего, кроме того, что Иван Вадимович был сыроедом, аккуратистом, регулярно занимался зарядкой и по-дамски любовно относился к собственной внешности.
Холл-гостиная вообще не представляла интереса, но он все же подшерстил и ее. В баре он обнаружил бутылку черри-бренди, любимого своего напитка. А что, заслужил. Налил себе большую рюмку и, ни о чем не думая, с десять минут покайфовал в кресле. Тщательно вымыв и протерев рюмку в ванной, он вернулся в холл. И тут пришла удача. Закрывая дверцы бара он опустился на кривой ноге и, потеряв равновесие, темечком задел изящную полку, на которой одиноко стояла венецианского стекла ваза с букетом ковыля. Смирнов едва успел подхватить ее на лету. Полка располагалась чуть выше его глаз, и поэтому когда, поправив букет, ставил вазу на место, он не видел, что мешало стать ей плотно к стенке! Он пошарил по полке, и рука наткнулась на нечто узкое и скользкое. Утвердив вазу, он стащил с полки это нечто. В его руках оказалась кабинетная телефонная книжечка-алфавит. Видимо, Курдюмов, звоня по телефону из холла, автоматически сунул книжечку на полку и, увлеченный разговором или отвлеченный чем-то, начисто забыл про нее. Смирнов наспех перелистал ее. Заполнена и довольно густо. Удача, удача!
Он, таясь, вышел на балкон-лоджию. Маленькие-маленькие Казарян и Кузьминский, стоявшие на углу Гоголевского бульвара и Гагаринского, заметили его. Больше здесь делать нечего. Совершив инспекторский - не оставил ли следов своего пребывания - обход, он открыл на щель дверь, осмотрелся, выскочил из квартиры, закрыл ее и рванул к любимой своей лестнице. На ходу сняв Варварины сильно маловатые ему меховые перчатки, он расслабленно, с чувством хорошо исполненной работы, спустился вниз.
Делая акцент, Казарян страстно, как корова в стойле, ревел:
- Вот ты говоришь, нет его, не живет, а государственная организация справочное бюро пишет мне на бумажке, что есть! Видишь, видишь? Кому мне верить - тебе или государству?