Что ж, очевидно, знахарь здесь не появлялся. Я и не надеялся так скоро его найти, но всё равно ощутил разочарование.
Рудо дёрнул ушами, прислушиваясь, и до меня тоже донёсся какой-то звук. Мальцы тут же насторожились, забыв про нас с псом, и бросились обратно в деревню, на шум. Крепкий длинноволосый юноша подбежал к Теремиру и зашептал что-то старосте на ухо, подозрительно поглядывая в мою сторону. Теремир кивнул, отослал юношу и махнул мне рукой:
– Коли не боишься хворей, проходи, Кречет. Наш кабак напоит тебя, а в мыльне отдохнёшь. Меня зовут дела.
– Не боюсь, если твои люди окурили улицы и дома.
Теремир обернулся через плечо, взглянув на меня с неприязнью.
Минуло десять зим с тех пор, как моровое поветрие выпустило Княжества из когтей. С тех пор в городах и сёлах осталась привычка окуривать дома можжевельником и пахучими маслами после каждой смерти. Во время Мори это едва ли помогало, но всё же знахари убедили люд, что смолистые запахи укрепляют тело и дух и прогоняют первые слабые признаки болезни. Своим дерзким словом я мог оскорбить Теремира, но мне не было дела до обид сельского старосты. Хуже ко мне относиться не станут, знают, что я сижу за одним столом со Страстогором в тереме, а ссориться с верховным князем не решатся ни в одном княжестве.
Внезапно я услышал, как кто-то истошно вопит: пронзительно, срывая голос. Так не кричат по пустякам, это был полный отчаяния вопль попавшего в беду. Во мне взыграло любопытство.
– Поймай нам что-нибудь на ужин, – попросил я Рудо. – Охоться. Я скоро позову. Не будем тут задерживаться, поедим в пути.
Пёс лизнул меня в руку и с готовностью помчался в лес, а я отправился туда, откуда доносился крик. Визг повторился, я расслышал грубые голоса и недобрый смех.
– Что там происходит? – спросил я паренька, спешащего туда же, к центру селения.
– Поймали вора, – возбуждённо ответил парнишка. Его глаза блестели в предчувствии развлечения.
Я поморщился. С ворами в деревнях никогда не церемонились. Если видишь в деревне или на Тракте хромого, припадающего на левую ногу, – скорее всего, перед тобой однажды пойманный вор. Тем, кто попался на воровстве, отрубали большой палец на левой ноге. Отучали присваивать чужое и ставили метку: раз хромает, значит, промышлял недобрым, будь с ним осторожнее.
Я увидел отблески высокого костра и людей, собравшихся вокруг. Мне это показалось странным: погребальные костры не жгли на деревенских площадях, да и редко они были настолько лютыми.
Растолкав толпу, я протиснулся в первые ряды. В лицо мне дохнуло жаром костра. Мужчины подкидывали дров, отчего целые стаи алых искр взлетали к самому небу.