«Наверное, что-то серьезное», — совершенно отрешенно подумал Нолан, вновь вспоминая панический тон сообщения. Должно было случиться действительно что-то из ряда вон выходящее, если Ким решила обратиться к нему. Ведь за эти полгода она ни разу не нарушила своего обещания, ни разу не позвонила ему и не дала о себе знать каким-либо другим способом. И ребенка он знал только по немногочисленным фотографиям. Обычный сероглазый и светловолосый малыш. Как у них с Ким мог получиться сероглазый ребенок? В том, что это его дитя, сомневаться не приходилось, данные экспертизы были достаточно красноречивы. А теперь Ким твердит что-то о судорогах, случившихся четвертый раз за последние два месяца.
Нолан вдруг почувствовал раздражение. Он не врач. Чем он-то может помочь? Он достаточно хорошо обеспечивает их, чтобы она могла воспользоваться услугами самых лучших клиник. Зачем было отправлять это сообщение?
В глубине души он прекрасно понимал, зачем. Ким была напугана, смертельно напугана, и это был жест отчаяния. Только вот ему от этого понимания никак не легче.
Откинувшись на спинку дивана, Нолан закрыл глаза. «Господи! –взмолился он, обращаясь к тому, кого вспоминал не так уж часто в своей полной удовольствий жизни. — Я признаю этого ребенка, я дам ему свою фамилию. Я буду заботиться о нем. Я буду любить его. Только… помоги, помоги мне сохранить ее… Мою Эли».
…Негромкий шорох разбудил его. Яркий солнечный свет заливал гостиную. Нолан вскочил и сразу же увидел Алису. Она стояла в дверном проеме, одетая в джинсы и толстовку. И он все понял еще прежде, чем увидел собранную сумку позади нее.
— Нет! — покачал он головой. — Даже не думай! Я никуда тебя не отпущу!
Прихрамывая сильнее, чем обычно, он приблизился, схватил ее за руки.
— Ты никуда не пойдешь! — прорычал он ей в лицо.
Алиса не шевелилась, только подняла на него глаза. Глаза, которые ничего не выражали.
— Я сама заберу Ориона у Риты, — сказала она.
— Эли, — он взял ее лицо в ладони, — прошу тебя, не разрушай все! Я люблю тебя, ты нужна мне, а я нужен тебе! Мы не сможем друг без друга. Черт возьми, Эли, ты знаешь это!
Она покачала головой и, взявшись за его запястья, оторвала его руки от своего лица.
— Я все исправлю! — с тоской проговорил он.
— Как?! — с горестным недоумением сказала она. – Все, что мог, ты уже сделал.
— В жизни нет ничего непоправимого!
— Я не верю тебе больше, Нолан… — сказала Алиса, не глядя на него. — Как это можно исправить?
Она замолчала, а потом произнесла сквозь сжатые челюсти:
— Прости, но я… видеть тебя не могу!