Из дождя вскоре выехали. В кабине немного пахло бензином, но Ырысту казалось, что он вдыхает чистый алтайский воздух.
Летит под колеса дорога. Дорогая, родная трасса. Жизнь положить за Чуйский тракт. Отдам без всяких сомнений. За Чуйский, за Волоколамское, за все дороги и тропы нашей огромной страны, за белорусские дебри, за украинские степи, за всех и каждого, за людей. Надо будет, снова зовите. Отстоим, отобьемся. Усремся, но выдюжим. И – нужно сделать возможное и невозможное, но наши дети чтобы, чтобы дальнейшие поколения не видели больше войны.
Солнце скатывается вниз. Поворот на Красногорское. Невидимые иголки колют шершавые пальцы, шуршат по плечам и по шее. Ырысту в отрешенной дреме. По войне он прошел, как на промысле, как охоту с друзьями-товарищами. Товарищи не все остались живы. Сам трижды был ранен, терял сознание, выбирался из боя на плече неведомого санитара. Орал в лазарете, стонал в госпитале, страдая от стыда больше чем от боли. Выздоравливая, радостно предвкушал свое возвращение в круговерть событий. И возвращался, опять стрелял, четко и метко выполняя свою непростую работу. Так прошел по войне. Путь обратный преодолел один, многое передумал, поразмыслил о разных вещах. Это было полезно. Каждому будет полезно пройти свой путь с войны. Даже не воевавшим.
Грузовик повернул налево, остановился у крайних домов деревушки.
– Суртайка, – сказал шофер. – Я дома. А то пошли, земляк. У нас с маманей заночуешь, а завтра попутку поймаешь, и дальше.
– Нет. Я пойду, – отказался Ырысту.
– Так-то темняет уж.
– Это хорошая ночь. Своя.
– С-смотри, – шофер подумал и добавил. – Я б, наверное, тоже пошел.
Ырысту вылез, забрал из кузова аккордеон и направился по дороге. Водитель смотрел ему вслед, а потом открыл дверь, встав на подножку, крикнул:
– Эй, солдат!
Ырысту обернулся. Шофер снял кепку.
– Спасибо тебе, солдат! Спасибо!
***
Догнать, доказать, поймать, доказать. Такую мантру твердил Загорский все последние дни. В Бийске ему предоставили «эмку» с молчаливым водителем, на которой он помчался в сторону алтайских гор. Прибыв в Майму, Ростислав навел справки у здешних коллег, какие машины выезжали в интересующем его направлении. Оказалось – их было немало. Предполагаемый маршрут он начертил на карте еще в пути. Ночь провел в отделении местной милиции, заставив себя хоть немного поспать на выставленных в ряд нескольких стульях. Сон давался с трудом, до тремора колотило азартное возбуждение. Еще немного, и дезертир будет взят. Тогда можно будет спокойно смотреть людям в лицо, Загорский в игре, он не «сбитый летчик». Надо думать, что ни прямому начальству, ни параллельным служакам, никакого дела не было до профессионального статуса Загорского, тем более он давно уже всем все доказал, и его мнительность, его терзания не имели под собой реальной почвы. Сам себя накрутил. Но – дело чести взять дезертира. А! Он уже и не дезертир, да. Вывели смершевцы. Классическим образом, Ростислав и сам так делал неоднократно, выводя из уголовного дела своих осведомителей. Отписываешь «шкурку», то есть агентурную записку, регистрируешь, потом к следаку… в общем, ничего нового. И контрразведка провела Бардина, как выполняющего секретное задание. В этой связи никаких процессуальных оснований к погоне нет, если следовать букве закона, то бегунок – демобилизованный красноармеец, кавалер многих наград, который легально возвращается домой, и никаких претензий к нему быть не должно. Единственное, у него важная фотокарточка, о чем знают всего семь человек, включая полковника Колупаева. «Ростислав Васильевич, это важно, кровь из носу», – сказал по телефону Колупаев, а Загорский мысленно его обматерил. К чему ему судьба музейных раритетов, когда на кону репутация. Взять, непременно поймать. Снимок изъять, пусть подавятся. Но даже в случае утраты фотографии Бардин, возможно, вспомнит, что было написано на обороте. У него способности. Может, благодаря этим способностям, а скорее вследствие общественной деятельности, Ырысту здесь знали, он ко всему прочему оказался автором брошюрки – сборника алтайского фольклора, включающего сказки о богатыре Сыртыкпае, легенды о тюрках Ашина, и вишенкой на торте – подробная публицистическая статья о принятии челканцами и тубаларами российского подданства.