Путь с войны (Касмалинский) - страница 52

– Ребята, так нельзя – простонал лейтенант Юдин. – Пожалуйста.

– Ты нам тута не командир, – хихикнул курносый, залезая обратно в кузов. – Случайный, попутный, так что… Кот, а Кот! Босяцкий жест тебе. Как оно, Кот?

– Нормально.

Ырысту стало гадко и муторно, словно падали наелся. Прекратить это, а как? Не поймут. Трофейный ствол в кармане – аргумент ни о чем. Главное, – сука! Блядь!! Там у нее и правда, узенько. Он знал, от этого было еще противней.

Гонимые немцы шаркают, не поднимая глаз. Стадо! Стадо! Высшая раса, народ воинов и господ – овцы!

А лейтенант блажит свое «пожалуйста».

Ырысту побеждал-не побеждал свою песчаную оторопь. Дребезжал мотор грузовика, в унисон покряхтывал солдат с открытой пастью. Кот расстегивал, оттягивал… придушенная девочка, кажется, лишилась чувств. Курносый, суетясь, растоптал рисунок в тетради.

Похожий на хорька поднес часы Юдина к уху, послушал, напялил себе на руку. На правую, на левой уже были. На каждой руке часы.

– Ша, бродяги! – крикнул хорек. – Слышь, Кот! Или кто ты там, завязывайте.

И была в его голосе такая сокрушительная воля, что Кот оторвался от девочки, обернулся, а курносый вдруг сел на место, сгорбился в позе «Я не при чем».

– Ты это… – начал было Кот, но под густым концентрированным взором хорька, похожим больше на взгляд мертвеца, берущего с собой каждого встреченного, замешкался.

– Выкинь ее. Нехай чапает, – приказал хорек, прибивая белым глазом насильника.

Кот, как на шарнирах качаясь, поднялся.

Похожий на хорька сгладил:

– Приедем в Варшаву, я тебе бабу отдам. Шикарную бабу, не мокрощелку. Все путем, братан!

Кот матерно выругался, схватил неподвижное тельце и бросил его в гущу беженцев. Толпа всколыхнулась, всхлипнула, вышла из берегов. Конвойный прикладом выровнял строй.

– В расчете, лейтенант, – сказал хорек.

– Младший лейтенант, – слабым голосом поправил Юдин.

Бардин поднялся, перешагивая через ноги попутчиков, через грязные сапоги подошел к Юдину.

Прошептал ему еле слышно:

– Попробуй, и правда, послушником.

Юдин не удивился. Ему не показались слова неуместными. После того, что случилось, во время, когда боевые товарищи оказались иными, чем представлялось. Солдаты, бывшие солдаты, ожесточенные до бесчувственности, озверевшие до бесчеловечности, которым издевательство, злоба и месть были верными спутниками по дороге с войны, их остановила молитва лейтенанта, взлетевшая взрывной волной на небеса. Или нет, не молитва? Жадность хорька прекратила насилие. Неужели победители такие? Юдин не знал, он призван недавно, окончил училище только в апреле. Если бы раньше, стал бы таким же. И как смотреть матери и сестре? Лучше повесится на первой осине. Или молится.