Или все останется, как было. Не шевельнется в утомленных мозгах вопрос. И не станут правители вознаграждать народ. Ну и ладно! Уйти, слиться с природой, не видеть, не слышать.
Вышли к ручью. Здесь отряд сделал привал. Развели костер, стали готовить ужин. Ырысту смотрел на бандеровцев и думал: а какое у них будущее. Зажмурился. Ничего не увидел. Ему дали бутерброд: черствый хлеб с намазанной кашей из какой-то непонятной крупы. А скорее – из нескольких круп.
Кудрявый сидел неподалеку, ел с ножа, перекидываясь фразами с двумя пожилыми нацистами: первый – толстяк, прибравший маскхалат, второй – бородатый со сломанным носом.
Ырысту уже управился со своим пайком, а те – смаковали.
– Сольки бы, – жалобно сказал бородатый.
– Мгм, – согласно промычал кудрявый и тряхнул рыжеволосой головой.
Характерно так тряхнул. Это Бардин уже видел. Да и весь облик его… Но этот жест! Тут чедырген-искорка блеснула яркой стрелкой, и догадка озарила Ырысту. Вот на кого он похож! Это когда было то? До войны, незадолго, в сороковом. Точно!
Ырысту с хрипотцой произнес, подражая тому человеку:
– Усе можливо деля А-андрия Ракицького!
Кудрявый вздрогнул, замер с открытым ртом. Повернулся, с отпавшей челюстью воззрился на пленника.
– Сын? – спросил Ырысту.
Кучерявый опять мотнул головой.
– Племянник.
– Похож. Очень. Я с утра голову ломаю.
А толстяк начал быстро говорить, из его речитатива Ырысту через пень-колоду понял, что пузатый утвердился в своей убежденности о внедрении Бардина к повстанцам, потому что он, вишь, в курсе биографии и родственных связей, а это могут предоставить лишь в НКВД.
Кудрявый отмахнулся. Пересел к Ырысту поближе.
– Как? Ты знал дядю Андрия? – задал вопрос Ракицкий.
Конечно, он – Ракицкий, если племянник. И как сразу не догадался!?
– Знал? Почему? Знаю.
– Он жив?
– Живее нас с тобой, – Ырысту поддел с гимнастерки хлебную крошку, прилепил ее на язык.
– В бубен ёбнуть? – деликатно спросил Ракицкий.
– Я не сильно его знаю, Андрия-то. Пьянствовали два дня. Но на пьянке сдружились как-то. Он так головой брыкнет и хрипит: «Можливо усе деля Ракицького!». Я помню. Так не «для Андрия», а «деля». Нет: «де-эля!».
– Где это было?
– В одном селе, я туда к другу на свадьбу ездил. Село в Кулундинской степи, это запад Алтайского края. А может уже Казахстан, я в ихних границах не разбираюсь.
– На свадьбе познакомились с дядей?
– Ага, на свадьбе. Загуля-али-и, ух!
Вклинился пузатый, он недоверчиво прислушивался к разговору, сказал, что не может такого быть, чтобы спецпереселенец и враг приглашался на чью-то свадьбу, а значит Андрия Ракицкого казнили, значит – Ырысту лжет, он – большевистский шпион.