Наверно, правильно, – думал я. – Откуда эта ненависть к людям, думающим иначе? Эта субъективная страсть? Во всяком случае, во мне – тоже.
Одутловатый диссидент осел в гневе.
– Вот как вы оцениваете героев! Им будут ставить памятники! А не вам, спасавшим свою шкуру.
– Я не хулю героев, как вы должны бы заметить, – смутился Гена. – Я лишь стараюсь быть объективным. Вы сделали свое дело, но и обывателя, человека труда, тоже надо ценить.
Детективщик Костя Графов, от которого от природы пахло спиртным перегаром, прокашлялся.
– Не надо больше создавать литературу в газовой камере. Можно выйти за пределы и увидеть весь мир.
Геннадий Сергеевич, бывший кэгэбист с непреклонным медальным лицом, строго произнес:
– Сейчас шуточки с опрокидыванием памятников кончились – речь идет о выживании.
Все недоумевали, почему он находится тут, с ними?
____
Я долго приноравливался к своим штатным сотрудникам, и те чувствовали мою слабину. Они за уравниловку:
– Где деньги? – нагло усмехался коренастый Павел Григорьевич, пришедший из какой-то конторы рогов и копыт. – Вы обязаны выдавать нам полную зарплату. Почему вы должны получать больше, чем мы?
– Мы все должны зарабатывать, не один я.
Консультант Нарциссова с брезгливым выражением лица проговорила:
– Мы тут подсчитали доход, если поделить, то зарплаты грандиозные.
Им кажется, что деньги сыплются откуда-то сверху. Нет дела до расходов на проекты, хозрасходов и налогов, это как-то проходило мимо их умов, ослепленных приличным, по их мнению, бюджетом организации. Сколько времени еще пройдет, когда люди станут самостоятельными, и чтобы дело двигалось их усилиями?
– Вы простодушно забываете о расходах.
Бухгалтер, благожелательный худенький человек с узким лицом и бегающими глазами, защитил меня:
– Государство дерет налоги до 40%, нужно платить за аренду, компьютерную технику, мебель, бумагу и прочие хозяйственные расходы.
Бух, рассеянный в своем бухгалтерском деле, властно перед податливым шефом оберегал независимость своей бухгалтерской сферы, срывался, как злой старик, и тут же извинялся и сникал, если я твердел скулами. В его бухгалтерской структуре знаний был какой-то дефект, отчеты в налоговую были всегда с ошибками, отчего деятельность исполкома сопровождалась шлейфом штрафов и недоимок.
Речи буха я терпеть не мог – тот яро защищал Сталина. Наверно, дело не в идеологии, а в человеке. Бух внезапно озлоблялся на возражения, как старик.
Вопрос выживания заставил сотрудников стоять насмерть. Оттого у нас было жуткое состояние.
– Кто ты такой, чтобы указывать, что нам делать? – вопрошал мягкий интеллигент Резиньков. – Сам не знаешь, чего хочешь.