— Но при чём тут я, в конце концов? Какое я имею отношение ко всему этому? Вы сами можете это сделать и без меня.
— Самое непосредственное отношение имеете. Ведь вы сейчас являетесь главой Временного правительства. И не просто главой, а главой обновлённого правительства. Самое время признать все ошибки прежнего и заклеймить позором князя Львова и Гучкова.
— Но это как-то не по-человечески… Зачем мне признавать чужие ошибки? Если они их совершили, то, пожалуй, они и должны их признать.
— Справедливо, — признал Керенский. — Но у нас нет другого выхода. Вот, подпишите и разошлите его. Я думал собрать митинг по этому случаю, но передумал. Неизвестно, какие настроения будут у толпы и поэтому обойдёмся интервью и печатным словом. Этого будет достаточно. Мы не должны прилюдно каяться, а просто признать ошибочность действий других.
— Я понимаю, но тогда получается, что признавать ошибки буду я, а не мы и, уж тем более, не князь Львов.
— Ну, за всё надо платить, и это не самая высокая цена. Князь Львов вообще пропал, возможно, убит. Поэтому, подпишите и займитесь распространением документа, а я со своей стороны проконтролирую это.
— Хорошо, — тяжело вздохнул Блюменфельд, — вы умеете быть чертовски убедительным, я просто поражаюсь этому вашему умению. Два слова, и я уже готов подписать всё что угодно… Он макнул перо в чернильницу и размашисто расписался в конце документа.
— Спасибо, с вами приятно работать, вы всё понимаете с полуслова. Оставляю вам меморандум для распространения.
Улыбнувшись, Керенский удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь. Но это было не самое главное дело на сегодня, самое главное, как оказалось, ожидало его в кабинете у секретаря председателя Временного правительства Щегловитова. И это был министр земледелия Чаянов Александр Васильевич.
Керенский, как и всегда, стремительно зашёл к Щегловитову, чтобы дать очередные указания.
— Иван Григорьевич, утвердите меморандум и распространите его, он у Блюменфельда.
— Хорошо. А вас тут давно ждут.
— Кто меня ждёт и зачем?
— А вот, министр земледелия, — и Щегловитов махнул рукой в сторону сидящего в уголке Чаянова.
Керенский обернулся и только сейчас заметил притаившегося в кресле Чаянова.
— Слушаю вас, эээ…
— Александр Васильевич, — тут же подсказал Чаянов. — Я, признаться, не хотел вас беспокоить и сначала ходил к Блюменфельду, а он, выслушав, направил меня к Ивану Григорьевичу. А Иван Григорьевич указал мне, что этот вопрос сможете решить только вы. Я, конечно, изрядно удивлён, но…
— Что за вопрос? — оборвал длинные объяснения Керенский, подумав, что послать его надо было дальше, а не к нему.