— Не понимаю, я не знаю, кто такие фашисты. Вы можете стать диктатором, большевики вон кричали, что они требуют диктатуру пролетариата. Власть беднейших слоёв населения, но не над богатыми, а над всеми, богатых у них не будет, все будут одинаково бедными, наверное. Эх, а есть ли у вас мысли на этот счёт, господин министр?
— Так, получается, что я пришёл вас озадачить с Блюменфельдом, а вы мне обратно мяч кидаете. Нехорошо-с, Иван Григорьевич.
Тот усмехнулся и пожал плечами.
— Решать вам, мы всего лишь исполнители, как скажете, так и сделаем.
Керенский зло зыркнул на Щегловитова и стал ходить по кабинету туда-сюда, напряжённо размышляя. Он усиленно напрягал память, пытаясь вспомнить всё, что знал, да и не знал тоже. Нужно было найти хотя бы примерное решение. Вспомнить, что делали в других странах и в другое время.
Ничего стоящего в голову не приходило. Единственное, что он вспомнил, это были военно-гражданские администрации. Впрочем, генерал-губернаторство по факту очень сильно на них смахивало. Что же, ничего в этом мире не ново. Значит, стоило назвать по-другому, допустить к ним разных лиц и соблюсти консенсус и необходимый кворум. В общем, вали кулём, а там разберутся, что не приживётся, то само отомрёт. На крайний случай, переиграем, если всё плохо будет, но не должно, пожалуй.
— Создавайте, Иван Григорьевич, военно-гражданские администрации с отставными военными во главе. Господин Гучков уволил их со службы, вот пусть и приносят пользу Отечеству на этих постах. Вы многих знаете, если не справитесь, то созвонитесь с Беляевым и Ренненкампфом, они вам помогут. Это теперь ваша головная боль, совместная с Блюменфельдом. Дерзайте, а я проверю, и чтобы саботажа не было. А то Блюменфельд начнёт своих родственников устраивать, а те — своих, а те, в свою очередь, всех подряд. Предупредите его, что скоро будет обратно введена смертная казнь, и никого жалеть я не собираюсь. А саботаж будет приравнен к государственной измене или к массовому убийству. И я не шучу.
— Я так и знал, что вы так скажете. Помилуйте, уж кого нельзя назвать шутником, так это вас. Черти в аду уже рыдают, нашёлся тот, кто не шутит больше, чем они.
— Это радует, значит, мы начинаем друг друга понимать. Действуйте! — и Керенский вышел, ему предстояло выполнить ещё много неотложных дел.
***
Зал заседаний Мариинского дворца гудел от множества голосов людей, которые сейчас собрались там. Здесь не было крестьян, здесь не было рабочих, здесь не было солдат и матросов, здесь были только учёные, деятели земства, чиновники и крупные помещики, волею судьбы оказавшиеся на этом заседании. Вот все они и «бурлили», ожидая начала конференции о земле.