Матушка подходит сперва ко мне и целует меня в щеки. Маргарита тут же напрягается, хотя я просто стою ближе. Я пытаюсь поймать ее взгляд, но она нарочно смотрит в сторону, легкость между нами гаснет так же быстро, как свеча.
— Мои крошки Вуазен, — матушка берет нас за руки и ведет по комнате. — Идемте, у меня для вас сюрприз.
Маргарита медлит.
— Для нас обеих?
Не обращая на нее внимания, мама ведет нас через гостиную с темными панелями в свою гардеробную, которая больше, чем весь наш дом на улице Борегар.
— Для процессии, — объявляет она, указывая на одинаковые платья, разложенные на кедровых стволах.
— Они …, - скандальные. Мерзкие. Самые ужасные вещи, которые я когда-либо видела. Черно-алый шелк такой нежный, он почти полупрозрачный, а квадратный вырез такой низкий, что мои ладони прикрывают грудь.
— Мы должны быть одинаковыми? — голос Маргариты сухой. Я поднимаю платье за рукав и держу на расстоянии вытянутой руки — как будто оно более ядовито, чем котлы с дистиллированной мандрагорой в моей лаборатории.
— На улице холодно, — говорю я с тревогой. — И дождь идет постоянно. Разве не нужно немного больше ткани…
Тщательно подведенные брови матери опускаются ниже.
— Вы унижаете мой выбор?
Уловив яд в голосе матери, Маргарита поднимает платье и с восторженным визгом прижимает его к плечам.
— Я считаю, что платья изысканные. Мира ничего не понимает, — она проходит мимо меня и целует маму в щеку.
— Не стой, как дурочка, Мирабель, — говорит мама с хлопком. — Одевайся. Или мы опоздаем на собственное шествие.
Я нехотя прижимаю платье к груди, и мои пальцы касаются чего-то твердого под лифом.
Гримуар отца.
Мерде. Я так привыкла к его присутствию, что он словно второе сердце, бьющееся вне моей груди. Я даже не подумала его убрать. Травы, противодействующие изумрудному огню Лесажа, лежат в мешочке под нижним бельем, но если горничным удастся снять с меня платье, гримуар уже не спрятать.
Воздух вылетает из меня, и чудовищное платье выскальзывает из моих пальцев, падает на паркет.
Матушка хмурится и указывает на смятую кучу.
— Работа лучшей швеи Парижа, а ты бросаешь платье на пол, как тряпку.
— П-прости, — лепечу я и поднимаю его. — Оно очень красивое, но я не смогу легко идти в толпе и раздавать лекарства в таком изящном наряде. Платье, которое на мне сейчас, походит куда лучше…
Матушка громко вздыхает.
— Платье не будет препятствием, потому что ты не будешь распространять лечебные средства.
— Что? — такое ощущение, что меня ударили дубиной по голове. Дыхание прерывается. — Но ты просила лекарства. Я готовилась всю неделю.