— Я пытаюсь помочь.
— Почему?
Ее хрупкое тело вздрагивает, и ее голос напряжен, когда она говорит:
— То, что там творится, не наше занятие. Так не должно быть.
Все возражения, которые я планировал, застревают у меня в горле.
— Не понимаю…
— Тебе и не нужно понимать, — она указывает на Дегре, чья кожа стала болезненно зеленой. Вдвое зеленее, чем пятна на Анне и Франсуазе. — Ты хочешь спасти его или нет? У него мало времени.
Я смотрю на бледное лицо Дегре, его сморщенную впалую грудь.
— Что это?
— Форма алхимической магии под названием дезинтегратор. Огненные стрелы разжижают жертв изнутри. Так что каждую секунду, пока ты теряешь время, сомневаясь во мне, печень твоего друга разлагается, его сердце иссушается, а кости превращаются в пепел.
Рвота подступает к горлу. Его кости станут пеплом? Я сглатываю и бегу за стену икон. Я роюсь в церкви без благоговения, пока не нахожу чашу и проповедь для растопки. Я снимаю лампу и хватаю кусочек кремня, надеясь, что Бог не накажет меня. Я спешу к Дегре.
Я складываю листы и поджигаю их лампой. Девушка ставит тарелку для сбора на огонь и выдавливает в миску пасту с неприятным запахом и щепотку трав. Помешивая смесь одной рукой, она возвращает мешочек в платье другой.
Когда она кашляет, я понимаю, что смотрю на ее грудь. Опять. Жар обжигает мои щеки, и я дергаю за воротник, опускаюсь на колени рядом с Дегре. Девушка разрывает его рубашку и наносит мазь на его вогнутую грудь. Паста светло-серая и пахнет хуже, чем канализация, что я не считал возможным. Я прикрываю нос.
— Что это?
— Барвинок и серая амбра, — говорит она, наблюдая, как грудь Дегре поднимается и опускается. Она встает, сдувает кудри со своего лица и сильнее втирает смесь в его кожу.
— И это случайно оказалось под рукой?
— Да. Я виновата, что Лесаж может наколдовать дезинтегратор, поэтому я придумала противоядие.
— Противоядие, — я смеюсь. — Что ты знаешь об исцелении?
Руки девушки замирают, и она смотрит на меня с таким отвращением, что я проглатываю свой смех и отодвигаюсь.
— Для тебя лучше, чтобы я много знала, сударь, если ты хочешь, чтобы твой друг остался в живых. Теперь рапиру, будь добр, — она протягивает руку.
Я обнажаю рапиру, но не могу заставить себя отдать ее.
— Если бы я хотела убить тебя, ты был бы мертв. И если ты хочешь, чтобы он жил, ты дашь мне то, что мне нужно, — она хватает рапиру с кряхтением, затем, добавив немного мази на грудь Дегре, помещает кончик лезвия прямо под его грудину. Я хватаюсь за скамейку и стараюсь ничего не говорить, но сдавленный вопль срывается с моих губ, когда она давит. Кровь сочится вокруг лезвия, становясь все темнее.