Храм Гермия-Воителя.
С какой целью танагряне, чуравшиеся битв, всей душой возлюбили столь редкую ипостась бога-покровителя, осталось загадкой. И тем не менее вот он, храм: колонны, портик, статуя в шлеме, клубничное дерево у входа.
«Проклятье!» — беззвучно выдыхает Афина.
Она летела сюда посмеяться. Нет, правда же, смешно — малыш-воитель! Животики надорвешь! Она летела сюда на переговоры: Гермий не назначал свиданий просто так. Но она и предположить не могла, насколько этот храм заденет ее за живое.
Храм — не просто дерево и камень, алтарь и ступени. Храм — это молитвы и песнопения, просьбы и жертвы, вера и преклонение. Храм — часть бога. Ипостась, которой поклоняются в храме, под этой крышей делается главной, превращается в суть и облик.
Гермий-Воитель?! Гермий-Вор!
Этот эпитет — Воительница — был неотъемлемой частью природы Афины. Это ее так звала стоустая молва, ее шлем и копье блистали в святилищах. И что же? Вот она стоит в храме, где трусливые собаки-танагряне украли крошки со стола грозной дочери Зевса — и в дрожащих от страха ладонях преподнесли какому-то Гермию?!
Как они посмели? Как он посмел?!
— Злишься? — спрашивает Гермий.
Он всегда был наблюдателен.
— Хочешь кинуться на меня? Вступить в бой?
Афина отворачивается. Молчание дается ей трудней, чем она предполагала. Стоя к отвратительной статуе спиной, богиня переводит дыхание.
— Как ты взошла на Олимп? — спрашивает Гермий.
— Я родилась на Олимпе, — хрипло отвечает Афина.
Она ждала любого вопроса, кроме этого. Мерзкий храм! Здесь мудрость превращалась в глупость, а военная стратегия — в боевое безумие.
— Как?
— Издеваешься? Даже дети знают историю моего рождения.
— Прекрасна была Метида-Мысль, дочь седого Океана, — нараспев затягивает Гермий, танцуя вокруг алтаря. — Прекрасна была Метида, богиня разума, первая жена великого Зевса. Прекрасна и мудра, что редко случается с прекрасными. Кто воспитал Зевса, укрытого на Крите от Крона-Временщика, отца, пожиравшего детей? Метида! Кто помог Зевсу вывести его братьев и сестер из отцовской утробы? Метида! Кто сказал Зевсу, что носит дитя от него? Метида! Кто сказал Зевсу, что это дитя превзойдет родителя? Метида!
Танец прекращается.
— Странное дело, — продолжает Гермий другим тоном. — Я заметил, что самые большие глупости изрекают именно мудрецы. Сказать Зевсу, что его ребенок превзойдет отца? И рассчитывать после этого на спокойные благополучные роды? На любовь венценосного мужа? В такой мудрости есть что-то, непостижимое для меня. Стоит ли удивляться, что Зевс проглотил свою болтливую жену? Если ты — сама мысль, сиди внутри и не вякай! В конце концов, если дедушка Крон пожирал уже родившихся детей, то пожрать беременную жену — для нашего папы, сестричка, это истинная предусмотрительность. И наследственная, замечу, черта. Иногда я думаю, Афина, что ты не имеешь детей, потому что боишься. Не только отцы способны пожирать жен и потомство. Матери не уступят отцам в этом благородном занятии…