— Двух.
— От рождения? Или откусили?
— Откуда я знаю?! — рассердилась Персефона. — Говорю же, удрал.
— Орф, сестричка. Клянусь сандалиями, это Орф. Родной брат твоего проглота. Он сейчас тоже в Ликии обретается, как и Химера. А может, уже и не в Ликии.
Гермий зажмурился, замолчал, что-то вспоминая, взвешивая, обдумывая. В тишине слышалось лишь сопение пса да гул далекой реки, похожий на стон бесчисленной толпы. Полагая, что разговор окончен, Персефона отошла к своей колеснице, запряженной четверкой вороных. Ноги коней вместо копыт заканчивались кошачьими лапами, более удобными на подземных тропах: сыпучих, узких, извилистых. Впрочем, если было нужно, лапы без труда костенели и приобретали форму копыт.
На этой колеснице Аид похитил свою будущую жену, а потом сделал из упряжки свадебный подарок.
— Одни подкармливают бродячих собак, — хрипло произнес Гермий, ни к кому конкретно не обращаясь. — Другие — птиц. Третьи — Лернейскую Гидру. Четвертые — Кербера. Всякому охота позаботиться о детях Тифона и Ехидны. Чудовища — это те, кто для нас опасен. Те, кто нам полезен, не чудовища.
Уже взойдя на колесницу, Персефона обернулась:
— Кто же они?
— Союзники. Или домашний скот.
— Сам придумал?
— Куда уж мне! Умные люди научили.
Криво усмехнувшись, Лукавый поправился:
— Умные боги.
Когда Персефона уехала, а пес убежал, Гермий еще долго сидел на камне. Вертел в пальцах жезл, играл со змеями.
— Пегас, — пробормотал он, прежде чем исчезнуть. — Афина не с того начала. Охота? Погоня? Насилие?! Ей следовало начать с пучка травы и куска соли. А сейчас уже поздно.
Он сорвал асфодел, растущий у ног. Сунул цветок за ухо и растворился во мгле.