И мама брезгливо передергивала плечиками.
Постепенно все друзья семьи привыкли к Зине, монументально возвышавшейся над столом на всех домашних праздниках, и даже заботливо справлялись о ней, если привычное Зинино место за столом вдруг пустовало. В отсутствие Зины отец делался особенно остроумным, веселым, сыпал анекдотами и забавными историями из жизни, целовал дамам ручки и говорил комплименты, исподволь поглядывая на маму. Все мамины подруги смотрели на него с обожанием, а на маму – с легким осуждением. Но мать все его остроты упорно не замечала и настоятельно просила бывшего мужа в следующий раз приходить с Зиной…
Мать отпустила руку дочери и попыталась незаметно под манжетой пальто посчитать пульс. Маневр не удался, Инна все заметила.
– Ты как? – забеспокоилась она.
– Нормально, – попыталась мать улыбнуться, но улыбка в этот раз вышла вымученной и жалкой. Лидия молча положила под язык таблетку, которую ей дала врачиха «Скорой». Она, эта врачиха, ехала в кабине и беспокойно поглядывала в пробках на них в окошечко, выходившее в салон. Но мать каждый раз бодрилась и махала ей рукой: мол, не волнуйтесь, доктор, все в лучшем виде. катаемся вот с дочкой по Москве. Беседуем…
– А в чем, собственно, твой сюжет из моей жизни? Как писал несравненный Антон Палыч, «сюжет для небольшого рассказа»? – не выдержала Инна.
– Скорее, для пьесы, – поправила мать. Боль в груди отпустила, и она снова смогла говорить: – Для классической такой пьесы в стиле Малого театра. В такой пьесе, если ты помнишь, должны соблюдаться единство места, времени и действия. В тот день все как раз собрались в одно время и в одном месте. Действие тоже было одно, правда, очень печальное. В жанре трагедии. Похороны твоего отца.
– Я все помню, как в тумане, – призналась Инна. – Почти ничего не видела. Удивило только, что в гробу лежал совершенно чужой человек. Не отец. Я тогда впервые по-настоящему поверила, что душа существует. Потому что она отлетела – и тело изменилось до неузнаваемости.
Отцовскую родню, прилетевшую с Урала и скромно толпившуюся возле Зины, Инна тогда почти не заметила.
– Между тем, они рассматривали тебя очень внимательно, – словно услышав Иннины мысли, сказала мама. Она смотрела на Инну и, казалось, не видела ее, будто бы снова вернулась туда, где все персонажи драмы собрались пятнадцать назад.
– Ты правда ничего не помнишь? – переспросила мать.
– Ну, я же сказала, нет! – нетерпеливо перебила ее Инна.
– Так вот, рассмотрев тебя, как следует, они сначала молча переглянулись. А потом… Первым разрыдался родной брат отца, похожий на него, как близнец: «Господи, Инночка, ты же вылитый папа!». А потом, когда ты встала рядом с дядей, заголосили золовки: «Инночка, девочка, кровиночка наша, прости нас!». Помню, ты испуганно смотрела на них и ничего не понимала. Пожилые сослуживцы отца, стоявшие другой тесной группкой, тоже внимательно поглядывали на тебя и перешептывались. А я стояла в сторонке и думала: прозрение случилось слишком поздно. Как нужны были тебе любовь и внимание родни тогда, много лет назад, когда ты была совсем маленькой. И потом, когда училась в школе. И дальше, во время всяческих невзгод. Теперь же тебя, взрослую, образованную и самостоятельную девушку, любить легко. Между тем, твой отец лежал в гробу, и нас с ними больше ничто не связывало. Чужие люди, котрых мы видели в первый и в последний раз.