– Вижу у тебя, сынок, "красная неделя" была. – сказал он глядя в дневник, – замечаний воз и маленькая тележка: "дверь держишь, форму не взял, "труд" прошел вхолостую. Не многовато ли за неделю, а?
Я молчу.
Отец опять смотрит в дневник.
– Вот в пятницу родительском собрание. Опять краснеть придется, – Подай – ка карандаш.
Я беру из пенала карандаш и протягиваю ему. Отец размашисто расписывается. Вкладывает его в дневник и кладет передо мной.
Выжидательно смотрит на меня. Я сижу опустив голову, сдерживая себя чтобы не заплакать.
– Постой, уж не из-за этого ли ты так разревелся, а?
– Ай, да папа!" – думаю я. – Лучшего объяснения моей слезной истерики не придумать. Не знаю, поверит ли этому мама? Конечно, нехорошо врать, но кто не врал в детстве?"
– Из-за этого, – говорю я.
– Понятно. – Отец встает, обходит вокруг стола и опять садится.
– Давай сделаем так. Маме, про твои "геройства" в школе, говорить не будем, но и ты меня, сынок, не подведи. Следующую неделю отучись так, чтобы мне не стыдно было идти на собрание. Договорились?
– Договорились, – говорю я. – Хорошо, что папа не спросил про ухо.
– А правда, отчего вдруг ухо покраснело? Я стал вспоминать, что делал весь день. Поход в кино, вылазка в "зону," геройское возвращение, обнимашки. Стоп! А ведь кто-то из ребят на радостях прикладывал к моему уху большую морскую раковину – послушать прибой! Кто же это был? Худой как жердь. Как же его имя? Кажется, Валька. Точно! Валька Иванов. Я еще отмахивался тогда, не до того было. А что? Все выходит! Если большую раковину прикладывать к уху несколько раз, то, конечно же ухо покраснеет. Вот и ответ на мамин вопрос.
Я положил перед собой тетрадь, открыл пенал, достал коробку "пионер" с новыми перьями. Писать при папе не решился, побоялся что он увидит как я сажаю кляксы. Надо потянуть время и дождаться, когда он займется чем нибудь. Я достал из пенала точилку "рыбка" и стал точить карандаш. После нескольких движений стержень сломался. Папа перевел взгляд с книжки на меня. Встал из-за стола и ушел в другую комнату. Через минуту вышел с перочинным ножичком. Я вспомнил, как в детстве он учил меня точить карандаши ножом. Может сейчас я как раз присутствую при этом историческом событии. Отец взял в руки карандаш.
– Смотри как надо точить. Кладешь карандаш на
подушечку указательного пальца левой руки и аккуратно лезвием ножичка стачиваешь верхнюю часть карандаша.
Я с интересом наблюдал за его работой. Отец любил все делать обстоятельно. Чтобы придать "товарный вид" карандашу, он сдул пыль и протер заточенную поверхность большим пальцем так, что она заблестела, как будто ее натерли маслом.