Папа помог нам внести чемодан и две сумки в вагон. В большой сумке мама приготовила одежду и гостинцы для ее родственников, а в маленькой была еда, ведь ехать надо было почти два дня. Мама расположилась на нижней полке, а я сразу залез на верхнюю. С нее хорошо была видна платформа. Люди сновали туда сюда с чемоданами ища свой вагон, нервничали, громко переговариваясь друг с другом. Некоторые подбегали к нашей проводнице и о чем-то ее спрашивали, она терпеливо им объясняла.
Когда паровоз дал один длинный гудок, папа заволновался. Он каждый год ездил в Москву к родственникам и знал, что означают этот сигнал.
– Ну все давайте прощаться, сказал он.
Я слез с верхней полки, папа поцеловал маму и меня. Вышел из вагона, встал напротив нашего окна и стал ждать отправления поезда. Через несколько секунд вагон дернулся и медленно поехал. По перрону сразу забегали провожающие и носильщики. Папа медленно шел за вагоном и махал нам рукой. Так он шел до конца перрона, потом он пропал и мне стало грустно. Я жалел, что папа остался один дома, и не поехал с нами в деревню.
Я замолчал, вспоминая, что было дальше. В классе стояла тишина. Видно ребятам понравился мой рассказ.
Я продолжил.
– Две остановки мы ехали в плацкартном одни. Потом, в Чапаевске к нам подсели женщина с мужчиной. Они ехали до Москвы. Мама была одного возраста с женщиной, по крайне мере мне так показалось. Они разговорились. Мужчина все больше молчал, иногда поддакивал, потом достал газету "Советский спорт" и стал читать. Мне тоже было скучно. Сначала я смотрел в грязное окно за которым мелькали придорожные дачи, переезды, покосившиеся домики, перелески, маленькие речушки, но потом и это мне надоело. Я снял обувь и залез на вторую полку. Окно было чуть приоткрыто и мне в лицо бил ветер. Я всей грудью вдыхал душистый запах полевых цветов, перемешанный с запахом паровозного угля. На изгибах я видел как наш паровоз пыхтит, извергая из трубы черные барашки дыма. Папа оказался прав: наш вагон ходил ходуном так, как будто его раскачивала неведомая сила. Мне стало страшно. Я представил, что будет с пассажирами и с нами, если вдруг вагон сойдет с рельсов. Мое воображение рисовало страшные картины аварии. Чтобы отвлечься от мыслей о крушении, я повернулся лицом к стенке, заткнул пальцами уши и закрыл глаза.
Проснулся я вечером. Мы стояли на каком-то полустанке, ожидая встречного поезда. Свет в вагоне был притушен. За стеной кто-то похрапывал. Наш сосед мужчина лежал на противоположной полке спиной ко мне. Его жена лежала на спине положив руку на лоб.