– Это надо у Василия Геннадьевича спросить, – Феликс постучал по папке пальцами левой руки. – Что, Василий Геннадьевич, когда же вы к нам выходите?
– Простите, я… не совсем понимаю.
Спичкин и Феликс Анатольевич посмотрели на Василия Геннадьевича так удивленно, что тот стал размышлять, не договорился ли он уже о чем-то с Феликсом, да так, что не заметил.
Его бывший коллега положил папочку с документами на край стола, у которого сидел ошарашенный Василий Геннадьевич. Инженеру показалось, что ему только что подмигнули.
– Ну я вас оставлю, – при этих словах Спичкин как ни в чем не бывало вышел.
Василий Геннадьевич дрожащими руками начал перелитывать документы, пытаясь вчитаться в содержание, но не мог уловить ни слова. Тогда он вспомнил, что надо найти в этой кипе лист с названием «Трудовая инструкция», но такой страницы не было.
Феликс некоторое время еще смотрел на дверь вслед Спичкину, будто погрузившись в свои мысли, и внезапно сказал:
– Не ищите, я вам так расскажу. Ваша задача: доработать то, что начали. Вы же меня понимаете, я думаю, прекрасно понимаете. Людям нужна новая реальность, как солдатам нужен был драйв. Людям нужна жизнь, ухоженные улицы и целые дома, а нам нужно время. Теперь ваше изобретение послужит на благо мира, а не войны.
– Ученым можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, – вздохнул Василий Геннадьевич.
– Простите?
– Но позвольте, Феликс Анатольевич, какой толк сейчас от этого изобретения? Да вы… Да кого вы заставите снова носить на голове эту посудину? Люди больше не захотят уходить из реальности.
– Из такой – захотят. Или вы скажете, что им нравится изо дня в день смотреть на все это? – Феликс указал на вид за окном.
– Но это ведь не на веки вечные, и не после такого восстанавливалась страна. Вспомните историю в конце концов: пожар двенадцатого года, наступление немецких войск…
– На новый город уйдут годы, десятилетия. А люди хотят жить в нем здесь и сейчас. Русский человек вообще не умеет ждать. Точнее он умеет терпеть, это он отлично умеет. Но если дело не касается «здесь и сейчас». Если прямо здесь и прямо сейчас его не убивают, он терпит, пока это «здесь и сейчас» и не наступит. И всегда кажется, что наступит оно нескоро. Но если «здесь и сейчас» уже наступило, то он скорее выбросится из окна, чем потерпит еще хоть чуть-чуть.
Только сейчас Василий Геннадьевич заметил, что деревенский выговор и нелепые смешки Бернарда куда-то исчезли.
– Василий Геннадьевич, – продолжил Феликс уже спокойнее. – Мы же не изверги какие, людям нужна надежда. Без надежды им не продержаться.