– Они оплатили своими жизнями мое существование.
– Существование любого человека подразумевает чью-то гибель. Мы пожираем животных, уничтожаем леса, загрязняем атмосферу автомобильными выхлопами и не видим в этом проблемы. Но стоит покуситься на себе подобного, и сразу вой до Луны, – отмахнулся Октавиус.
Дьобулус едва слышал его. Он чувствовал, что вина стягивает его по ногам и рукам, тело каменеет и становится тяжелым. Он проваливался, как в трясину. Вот он уже не видит своих ботинок, вот уже погрузился по колено, скользит по скользким, холодным телам. Он не мог помешать этому. Его мозг парализовало.
Встревоженный его молчанием, Октавиус продолжал говорить быстро, еще быстрее:
– Однажды тебе пришлось сделать выбор – уйти или остаться. И ты остался, так как твоя страна нуждалась в тебе. Пытаясь ужиться со своим демоном, ты стал проклятием для Роаны, чтобы оставаться благословением для Ровенны. Убивая и спасая, невозможно подсчитать, причинил ты больше зла или блага. Но кому удалось быть хорошим для всех? И был ли у тебя настоящий выбор? Ты просто солдат, Дьобулус. Ты делаешь то, что должен. Ты можешь сочувствовать своим жертвам, а можешь обойтись без этого – какая разница, ведь значение имеет только результат. И ты знаешь, что нам нужно от тебя. Ты единственный, кто может спасти нас сегодня.
– Я – солдат, – сказал себе Дьобулус. – Я – солдат.
В этот момент его рвануло вверх. Едва шагнув на поверхность, он бросился бежать. Головы лопались, как воздушные шарики, выплескивая липкую жижу, нефтью оседающую на его ботинках и брюках. Вопли сливались в какофонию, раскручивая в его черепе спираль боли.
– Твои жертвы больше не существуют. Они не могут винить тебя. Их съели черви. Они больше не существуют, – уверял Октавиус, повторяя предложения по кругу.
В следующий момент пространство словно обрезали ножом: острый край и пустота под ним. Не успев даже затормозить, Дьобулус упал вниз, в темноту.
[09:28, воскресенье. На подходе к Ийдрику]
Казалось бы, они не так далеко продвинулись к югу, но погодные условия отличались значительно. Солнце жарило вовсю. Предгрозовая духота, плотная, как ватное одеяло, затрудняла дыхание. Под куртками по их спинам стекали потоки пота, но в гуще растений, среди которых встречались и колючие, разоблачаться было не лучшей идей. Приятная прохлада Торикина вспоминалась с ностальгией. В другой ситуации они бы мечтали о дожде. Но точно не сейчас. Не здесь.
Они шли уже минут сорок, но продвинулись не так далеко. От некогда широкого шоссе не осталось даже тропинки – в течение многих лет разрастающиеся кусты наступали с обеих сторон, пока не встретились посередине. О том, что когда-то здесь лежал асфальт, напоминали лишь обломки под ногами, угадывающиеся под слоем травы.