– А что такого? Нормальный же мужик.
– Ну, не знаю, на пингвина похож. И бабник, но другой. Если Лев Михайлович к каждой юбке стремится всем сердцем и ещё кое-чем, то этот, кажется, считает, что отсутствие любовницы – это ущерб имиджу и заводит их как породистых собак. Да, мельком ещё одного крутого видела, к Гимлину с охранниками приезжал. Как насчёт баб, не знаю, но по внешности тоже не орёл, а воробей ощипанный, возраст у всех этих господ в районе полтинника…
– Дай угадаю! Денисов!
– Фамилию не спрашивала. Гимлин звал его Макс.
– Ну да, Максим Ильич. Этот в сто раз… да нет, в тысячу круче Людкиных. Но он верный муж.
– Звучит обнадёживающе. Значит, и среди них приличные бывают.
Почему-то вспомнила, как этот туз назвал её одуванчиком. Так её тётя Маруся звала за пушащиеся белые волосы.
В госпиталь их привёз этот отставной спонсор лично. И в последующие несколько дней до отъезда к Людмиле приходил и маялся. Вроде, все финансовые вопросы они решили, а он всё не решался проститься. Позже она спросила у Людмилы, в чём дело? Она отмахнулась: «Лёвку я любила, а этот просто партнёр. У него уже другая партнёрша, а всё ему неловко».
При виде матери дети испугались. Повязка на голове в виде шлема, одна рука перевязана и на теле гипс в виде комбинезона с оторванной штаниной: от подмышек и вниз, переходя на ногу до самой пятки. Но Белла быстро их построила и заставила о Белоруссии рассказывать. И они ей о войне двенадцатого года, о лесе, о бассейне, о поезде. Потом нянька усадила их рисовать маме красивые картинки для украшения палаты, а сама вполголоса поведала о том, как они оказались к концу второго месяца без денег.
– Но ведь я ей очень приличные деньги посылала!
– Но ведь она через день в Минск ездила и каждый раз с покупками возвращалась, – возразила ей Белла. – И в Москву она в новой шубке приехала. А дети в лёгких осенних куртках. Если бы я не попросила Гимлина привезти к поезду тёплую одежду, дети бы по пути до метро окоченели!
– Не знаю, что с ней случилось, – всхлипнула Людмила. – Была она у меня добрая мамочка, душевная. Ну, готовить не умела и убираться не любила. А когда я с первым своим сошлась, она как с цепи сорвалась. Всё только деньги, деньги и деньги! Всё только шмотки, шмотки и шмотки! Когда мы разводились, он мне предложил вместо алиментов квартиру. Конечно, я согласилась. А она на меня наорала: как мы жить будем? Да при чём тут мы? Алименты – это же на Людочку. И с ребёнком ни разу не согласилась посидеть. А когда я ушла от Лёвы, она меня гнала назад. Он ведь ей деньги давал, пока мы вместе жили. Больше, конечно, чтобы в дом не лезла.