— Фудзи упоминал, что одно время учился в Москве.
— Во-во, — мы принялись подниматься по лестнице. Не такой, какая вела в башню, о нет. Эта лестница была мраморной, широченной, и затянутой в неброский, но очень мягкий коричневый бархат. — Сейчас он, как у нас говорят, "работает мордой лица". Восстанавливает репутацию городского повесы, дамского угодника и дуэлянта.
— Так у вас разрешены дуэли?
— Конечно запрещены. Иначе, какой в них смысл? Ладно, не парься, — Колян потрепал меня по плечу. — Разберёшься.
У дверей, которые, по словам Коляна, вели в мои личные комнаты, мы остановились.
— Ну, дальше сам, — телохранитель улыбнулся — широкие щеки покрылись складками, как скалы под тяжестью ледника. — А мне нужно готовиться к приёму гостей.
— Послушай… — уже открыв дверь, я задержался на пороге. — Мне стоит волноваться? Ну, по поводу этого магистра, например? Или Государя…
— Я бы на твоём месте волновался по поводу невест, — хмыкнул Колян. — Так что наведи красоту.
— Невест?..
— Ты — молодой князь Владимир Соболев, — наставительно сказал телохранитель-дворецкий. — Самый завидный жених в этой половине мира. Думаешь, хоть одна семья, в которой есть дочки на выданье, не сделала всё возможное, чтобы получить приглашение на бал? Вечером тебя, тётка их подкурятина, ждёт такая ярмарка невест, что твой дружок Костя-сан завьётся ужом от зависти.
Я молча моргал. Эта сторона моего положения в голову как-то ещё не приходила.
— Слушай, но я же не могу жениться! — наконец я нашел прекрасный аргумент. — Я не могу выбирать за истинного владельца тела! Нельзя же, чтобы мальчишка вернулся домой — и вдруг оказался женатым!..
— Ну, это, как говориться, не моя проблема, — Колян развёл руками и пошел прочь. Но потом остановился, вздохнул и глянул этак искоса, через плечо. — Что до Великого Магистра… Более опасного человека лично я даже и представить не могу. Такие дела.
Музыка была чарующей — другого слова и не подобрать. Оркестр располагался на полукруглом балкончике, который нависал над бальным залом, на порядочной высоте. Что давало великолепную акустику.
Скрипки, виолончели, какие-то духовые — всего не перечислить. Огромный, как бочка для выдерживания коньяка, барабан…
А внизу, на отполированном до зеркального блеска паркете — столпотворение. Мундиры, фраки, эти необыкновенные платья с открытыми плечами и пышными многослойными юбками.
Женщины в них походили на только что распустившиеся бутоны роз.
Даже до того места, где я стоял, на крошечном балкончике под сводчатым потолком, долетала горячая волна запахов. Духи, живые цветы, горячий воск, кожа, шелк…