— Артефакт, — сказал я. — Кладенец Соболевых. Я могу ошибаться, но если я сделаюсь вашим сюзереном — или как там у вас это называется, — вы будете иметь право распоряжаться Кладенцом.
Это была догадка.
Губы графа вытянулись в ниточку, глаза сделались далёкими и холодными, как звёзды. Он выпрямился, упёрся длинной белой рукой себе в колено и посмотрел на меня, как на пустое место. Нет, даже не так: как на насекомое. Неприятное, кусачее — от которого лучше всего избавиться. Бестужев больше не притворялся.
— А ведь вы в моей власти, Володенька, — сказал он, окидывая меня неприязненным взглядом. — Я могу убить вас. И тогда не придётся торговаться: с вашей гибелью князь опять превратится в развалину, а я спокойно заберу Артефакт, чтобы присовокупить его к своей коллекции. Понимаете? Убить. В любой момент. Вот хоть прямо сейчас.
Он выхватил пистолет так быстро, что я этого не заметил. Ствол направлен мне в грудь, рука не дрожит — он прекрасно знает, как обращаться с огнестрельным оружием.
Всё. Ждать больше нельзя.
Щелчок — и большой палец выходит из сустава, я выдергиваю руку, прыгаю вперёд, навстречу Бестужеву, а впереди меня уже летит голубой шар…
ВЫСТРЕЛ.
Показалось, что меня толкнули в грудь концом твёрдой палки. Но боли не было. Зато по лицу Бестужева, как горячий суп из миски, расплёскивалась энергия…
Заваливаясь на спину, я успеваю увидеть, как граф прижимает руки к лицу, как отдирает от кожи голубое свечение — комкая его в ладонях, словно паутину.
С лицом его что-то творится, оно течёт. Кожа стала жидкой, один глаз съехал к носу, щека обвисла до плеча…
Магистр сбрасывает опасный голубой шарик на пол, вновь берёт пистолет и делает ещё два выстрела. Меня вновь словно тыкают палкой, я чувствую, как содрогается тело. А потом вижу, как появляется Белый Лотос. В руке её, затянутой в длинную шелковую перчатку, тоже пистолет, и она целится куда-то во тьму.
…А я уже бегу по горбатому мостику навстречу маленькой девочке. Её зелёное платье переливается в лучах солнца, круглое лицо, по-детски нежное и пухлое, улыбается мне, и в передних зубах — щербинка, которая делает улыбку неизмеримо милой…
Очнулся от боли. От дикой, невыносимой, выкручивающей внутренности боли. Я видел перед собой, очень близко, бледную щеку, и маленькое розовое ухо, и завиток чёрных волос… Белый Лотос на меня не смотрела. Она что-то делала там, у моей развороченной груди, и от этого становилось ещё больнее.
Я попытался что-то сказать, попросить не делать мне больно. Но рот наполнился горячей жидкостью с привкусом меди, и она полилась на подбородок…