Деятельность светской и духовной власти по укреплению армии и флота России второй половины XIX – начала ХХ в. Монография (Фидченко) - страница 136

Запись от 8 января 1905 г. посвящена погребению двух героев: корнета Романова и вольноопределяющегося Киндякова. Корнет Романов, ведя свой взвод на японский окоп под городом Инкоу, воскликнул: «Братцы! За мной в окоп! Вперед и только вперед!», – и тут же был сражен 4 пулями. Его подхватили фельдшер и унтер-офицер, на их руках он и скончался.

На вопрос батюшки «Что побудило Вас идти на войну?» Киндяков ответил так: «Сознание, что я молод и русский, хотя я окончил университет и мог бы, понятно, поступить на гражданскую службу, но, когда Отечество страдает, то, мне кажется, каждый, способный носить оружие, должен предложить свои услуги и силы Отечеству для его защиты. Примут или нет – это другой вопрос, но предложить должен. Я так и поступил. Приняли. Вот душа моя и покойна: исполняю свой долг». И исполнил. Только 2 дня прошло после этого. Его эскадрон пошел в атаку, и Киндяков отважно сражался. Японской саблей был легко ранен в руку, но остался в строю. 30 декабря под Инкоу вместе с Романовым храбро пошел на окоп, пламенными словами воодушевляя солдат, был ранен в ногу… И все равно шел. И только пуля, пробившая ему грудь и легкие, остановила его: он упал. На перевязочном пункте с верою и благоговением приобщился он Святых Таин, и говорит священнику: «Скажите всем, что я счастлив, выполнив до конца свой долг». Сам снял с груди окровавленный Георгиевский крест и завещал его эскадрону.

«Ну, разве это не истинно русские люди, герои, у которых нужно целовать край одежды!» – восклицает батюшка при погребении. И, как будто уже для нашего времени, продолжает: «Грустно и в то же время как-то радостно на душе. Ведь теперь в России такое множество измельчавших душонок, которые готовы все критиковать, разбивать, кричать о доле, а при первой необходимости на самом деле совершить подвиг и тем исполнить свой долг тотчас прячутся куда-то или начинают изворачиваться. При множестве подобного сорта людей видеть пред собою действительно подвижников, своей кровью и смертью запечатлевших верность долгу и любовь к Царю и Родине, весьма и весьма отрадно» [95, с. 225–226].

Когда Русско-японская война уже была бесповоротно проиграна, многие наши военные и слышать не хотели о мире. Например, генерал Мищенко, который находился на театре военных действий с самого начала войны и все время на фланге передовых позиций. Был довольно серьезно ранен, но все равно воевал. Теперь, когда он бывал сердит, это означало, что кто-то говорил с ним о мире. «Истинный патриот и честный воин этот дивный генерал», – отзывался о нем о. Митрофан Сребрянский.