– Но я же слышу прибой где‑то недалеко, – приложив руку к уху, сказал Михаил.
– Чтобы до моря добраться, надо на машине объехать эти холмы и километров десять ехать до соседней бухты. А то, что ты слышишь, это у соседей свой частный пляж. Там море и шумит.
– Как же ты покупал? Зачем этот дом без моря? – чувствуя, что нащупал у приятеля больное место, злорадствовал Чернуха.
– Да риелтор мне ничего не сказала про то, что это бухта частная. Девка – гнида, наша, из России. И кстати, по рекомендации от знакомых. Хорошо она тогда нас нагрела. Забора ведь не было, соседей не было. Мы сначала ходили к ним купаться, ничего не подозревая, пока старик китаец, соседский садовник, не пожаловался хозяевам. Тогда они и поставили этот забор.
– И никаких методов на них нет? Через суд или еще как‑нибудь?
– Этот сосед – Фридрих Уотсон! Нет здесь на него никаких методов.
– Как же ты так вляпался?
– Риелтор – сука… – Эдуард еле сдерживался. – А в суд мы попробовали. Адвокаты тоже денег срубили. Наобещали, что все уладят, но дальше обещаний дело не пошло. Здесь вообще, Миша, на нас смотрят хуже, чем на негров. Тех хотя бы боятся, а нас откровенно презирают.
– Так без моря этот дом ничего не стоит! – сделал сочувствующее лицо Чернуха. – Да уж, ты попал…
– Ну кто же знал, что так выйдет…
– Как кто? Эдик, ты документы‑то смотрел?
– Давай о чем‑нибудь другом.
Но Мише не хотелось о другом. Его веселило и радовало то, что его приятель выставил себя идиотом и потерял деньги. А главное, этот случай подтверждал его теорию, что жить лучше в России.
– То есть получается, что тебя не только на деньги здесь кинули, но и когда ты попробовал права качать, тебе указали, что твое место в их мире возле параши? – не унимался Михаил.
– Хотя бы здесь уж постарайся без своего жаргона. Противно слушать, – огрызнулся Горемыкин, понимая, что вместо ожидаемой зависти, получил плохо скрытые насмешки.
– Ты за своим жаргоном лучше смотри, – огрызнулся Михаил. – По телевизору порой такую пургу несешь, что за тебя стыдно становится. Про какие‑то свои тайные знания намекаешь, про избранных и посвященных. Да еще с таким видом, что будто бы ты чуть ли не один из них. Да кто тебя к каким‑то тайнам допустит? Вот, – Михаил махнул рукой в сторону забора, – показали тебе твое место.
Видно было, что Чернуха говорит то, что давно в нем накипело. Все годы знакомства его раздражало, что, несмотря на давнее приятельство, Горемыкин постоянно подчеркивал, что он из другого мира, куда его, Мишу Чернуху, могут пустить только в качестве обслуги. И сейчас Михаилу подвернулся хороший повод поставить Эдуарда на место: