Время было уже совсем позднее. Я справился у той же дежурной медсестры, где тут можно было добыть кофе. Оказалось, что на первом этаже есть круглосуточный кафетерий.
Пошел туда, купил себе стаканчик капучино. Кофе был паршивый, из пакетика. А стоил как настоящий.
И снова я поплелся в отделение реанимации. А там, в холле, наткнулся на одного из медиков. Из тех, которым доверил спасение жизни Петера Зильбера. Врач сильно удивился.
— Вы? Что вы здесь делаете? Где полиция?
По-моему, он намеревался от меня сбежать. Но я схватил его за пуговицу на халате и никуда не пустил.
— Я полицейским пообещал, что буду себя хорошо вести. Они меня отпустили и уехали бандитов ловить. Я-то ведь никакой не бандит, доктор. Честное слово.
— Хотелось бы в это верить, — пробормотал медик. — Может отпустите мой халат?
Я отпустил.
— Скажите, доктор, как там наш пациент?
— Стабилен. Только что перевели в палату. Сделали вашему другу промывание желудка, наложили швы на рассечение на лбу. Теперь проводим медикаментозную детоксикацию. Это продлится несколько часов, до самого утра.
Друг? Какой Зильбер мне друг. Впрочем, пускай врач думает что угодно.
— Какая палата?
— Двести девятая. Но вам не стоит его беспокоить. Да и зачем? Все равно сейчас он находится под действием лекарств.
— Я не буду его беспокоить. Просто в коридоре посижу.
Врач посмотрел на меня с явным сомнением.
— У вас есть при себе запрещенные препараты?
Я едва сдержался, чтобы не ляпнуть что-нибудь неподобающее. Человек и так на нервах, еще, чего доброго, снова побежит в полицию звонить. А мне это совсем ни к чему.
— Нет.
Вряд ли он поверил. Но поделать со мной все равно ничего не мог.
— Ладно, можете подождать в коридоре. Только я вам настоятельно рекомендую придерживаться правил. Имейте в виду, что в больнице ведется видеонаблюдение.
— Да-да, я понял.
Врач, посчитал видимо, что в сложившейся ситуации сделал все, что от него зависело. Вызвал себе лифт и уехал куда-то наверх. А я отправился на повторные поиски Петера Зильбера.
Стойкий больничный запах, микс из ароматов лекарств и антисептиков, пробуждал в памяти последовательность тяжелых воспоминаний. Боль, беспомощность, отчаяние… И снова боль.
Перед дверью в двести девятую, у стены, стояла кушетка. Неказистая на вид, но достаточно широкая и длинная. Я бы даже мог прилечь. Не стал. Мне нужно было удостовериться лично, что Петер Зильбер здесь, что он жив.
Я вошел в палату.
Маэстро лежал на кровати, опутанный проводами и трубками. Монитор размеренно попискивал, индикаторы светились зеленым. Глаза Зильбера были закрыты, я подумал, что он спит. Однако губы его шевелились. Он шептал — едва слышно, практически без голоса. Но я расслышал.