Вторые два лица были знакомы – Марианна и ее мама. Марианна смотрела отстраненно, словно случайно здесь оказалась. Ее мама – красивая смуглая женщина восточной наружности, из особенностей внешности передавшая дочери только разлет бровей и проникновенный взгляд. Царисса Льна и Тканей. Насколько я был наслышан, это наша нынешняя соседка с севера, чьи территории с запада так же опоясывает Большая вода, а на востоке они граничат с Грибными рощами и сожженной школой Дарьи. Кто у нее на севере – пока неизвестно, так далеко мой интерес еще не распространялся.
Дядя Люсик, знавший протокол лучше меня и Томы, поклонился:
– Приветствуем ваше преосвященство на землях юной царисситы Тамары Варфоломеиной.
Мы с Томой почтительно склонились. То же сделал следивший за нами Юлиан.
– Также рады видеть доблестную цариссу Асю и очаровательную царевну Марьяну, – последовал новый поклон папринция, а за ним и всеобщий наш.
– Доброго здравия и многих вам зим, цариссита, папринций и молодые люди. – Сестрисса приподнялась, и с нею все гости.
Папринций указал Томе на место во главе стола, потом усадил нас и разместился последним. Как по волшебству на столе возникли подносимые угощенья.
Сестрисса – почти пожилая, но по-военному крепкая подтянутая женщина. Выше среднего роста, белолицая и широкоскулая, с развернутыми плечами гусара, она в некотором роде была антиподом цариссы Аси – низкой, плотной, с узким лицом и иссиня-черными волосами, которые выбивались из-под извечного в здешних местах шлема. У цариссы глаза смеялись, у сестриссы – сверлили. Царисса явно хотела нам как-то помочь, сестрисса желала помочь всем, пусть даже за счет сжигания кого-то на костре. От рассматриваемых вариантов этого «кого-то» по спине пробежали мурашки.
Сестрисса не замедлила представить спутника:
– Сестрат Панкратий. Выдающийся человек. Можно сказать, моя правая рука.
Мы с сестратом взаимно раскланялись. Полноватое лицо с цепким взглядом просканировало поочередно Тому, меня и Юлиана на предмет фальшивости, внутренней гнильцы, недобросовестности и опасности. На папринции оно обломилось и вновь юркнуло в скорлупу закрытости и показной улыбчивости.
Бронзовые ножи скребли по тарелкам, поскрипывала восстановленная мебель, благоухала аппетитными ароматами приносимая нескончаемая снедь. Когда в жевании возникла пауза, сестрисса обратилась к хозяйке:
– Как вам здешние земля и люди? Уже осмотрелись на новом месте?
– Нравится, – не стала скрывать Тома, искренне улыбаясь во все тридцать два натертых мелом зуба, ибо других способов чистки здесь не существовало.