Ему представлялось, что только такой формат их общения может спасти нынешнюю безрадостно-безнадежную ситуацию. И дело даже не в проигрыше всей серии антифранцузских войн, а именно в его негативном имидже, существовавшем у Наполеона.
Александр уже давно плохо (мягко выражаясь) к нему относился, и французы это, естественно, знали. Во всех своих мечтах и планах он всегда представлял себя героем-освободителем, несущим Европе прелести просвещенного либерального монархизма и спасающим ее от корсиканского самозванца и узурпатора, на эти ценности покусившегося. И когда перед Аустерлицем поехал в войска, то видел себя в образе всадника на белом коне, копьем поражающего антихриста. Прямо Святой Георгий! В самомнении и наличии воображения ему не откажешь.
«Вдвоем нам нет места в Европе» – заявлял он (и кроме этого еще много неприятного и оскорбительного успел наговорить про Наполеона). И сознавал, что там это все известно, а, значит, месть может последовать незамедлительно. И выход только один – он самолично должен убедить французского императора, что это все для него в прошлом и не соответствует сегодняшнему представлению. Дескать, реалии жизни заставили его не только сильно поумнеть, но и буквально прозреть!
Естественно, его негативное восприятие личности Наполеона никуда не делось, только возросло. Больше императора из его окружения он ненавидел, пожалуй, только Талейрана. Тот посмел фактически прямо обвинить его в убийстве отца, опубликовав резкую французскую ноту протеста после решения России о разрыве дипломатических отношений в 1804 г. (причина – похищение и расстрел герцога Энгиенского под предлогом участия последнего в заговоре и покушении на Наполеона). В ней, надо отметить, Талейран действительно презрел все дипломатические правила, так как суть ее была предельно ясна: «не лезьте в наши внутренние дела, мы же не требовали от вас объяснений, когда вы убили императора Павла». Да (по мнению Александра) еще и исказил действительность, добавив, что все участники заговора и убийства Павла после вступления Александра на престол остались на своих местах. Такого удара по самому больному месту уязвленный и рефлексирующий царь им не мог простить. Тем более, что еще и текст ее в Le Moniteur universel опубликовали на всеобщее обозрение. Получается, всю Европу оповестили о том, что он по сути дела – отцеубийца.
А он же им не был, ему же другое обещали, и он верил (или делал вид, что верит) в искренность заговорщиков. Он же потом им ничего не простил и на самом деле со всеми разобрался. Ну мягковато, ну не сразу, но через три месяца все-таки выставил из столицы фон дер Палена, а потом и Платона Зубова (правда, сначала предложив им членство в созданном им же Непременном Совете). Это были его заранее просчитанные политические игры, он потом и от остальных членов этого Совета избавился, включая и Никиту Панина. Просто по-умному, тихонечко все сделал, без резких движений.