Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение (Литвинцев) - страница 213

До этого они с Гуней делали вид, что живут в разных измерениях и параллельно друг другу. А тут еж напился бражки, кот наелся лимонника, и ночью они встретились на площадке у центрального входа, прямо под окнами. Кто кого вызвал на турнир не знаю, но ночной концерт они нам выдали – будь здоров.

В тот день мы специально за Гунькой приехали – забрать на зимовку в город. Да там и заночевали. Проснулся я первым от каких-то странных и совершенно необычных звуков. Выглянул из окна – на асфальтированном пятачке перед домом шла самая настоящая разборка: еж и кот выясняли, кто кого не уважает. Это надо было и видеть и слышать. Упершись нос к носу, они поносили друг друга на каком-то общем зверином языке. Потом ненадолго расходились передохнуть. В перерывах еж гонял по плиткам площадки пустую банку от сгущенного молока, а кот, издавая устрашающие вопли, совершал через него сумасшедшие прыжки. Я пригласил на представление женщин. Даже Маришин папа проснулся, что было делом немыслимым!

Когда я решил, что уже достаточно и вышел в трусах, чтобы представление прекратить, очень быстро понял. что был не прав. Стоило мне только наклониться к коту, как он вдруг прыгнул и всеми четырьмя лапами вцепился мне в голую ногу! Мгновенно превратился в настоящего хищного зверя. И даже облитый водой из ведра – нас вместе поливали! – кот не сразу отцепился. Просто берсерк Гуннар в состоянии амок, вышедший на тропу войны! Я плюнул и весь мокрый пошел в дом обрабатывать раны, а боевой кот так и остался на улице продолжать разбираться с ежом.

Утром мы должны были вместе с ним уезжать в Москву. Но что-то у меня не было ни малейшего желания к этому обормоту подступаться. Я на него реально обиделся. На хозяина лапы поднял! Забирать его пошла Мариша, а я, на всякий случай, стоял наготове со шлангом. Кот смотрел на нее очень мрачно, ворчал не переставая, но все-таки дал себя взять на руки и запихнуть в переноску. Дома Гуннар дрых двое суток, почти ничего не ел, только регулярно пил воду.

А я все думал, сохранились ли у него воспоминания о том, как он на меня напал и в ногу вцепился? Раны глубокие были. Но судя по его дальнейшему поведению, он ничего не помнил. А может быть, быстренько сделал вид, что забыл все плохое. Больше никаких похожих рецидивов и близко не было.

Вот таким макаром, с летними откочевками на дачу, он жил у нас почти семь лет. Несмотря на обещанное сибирское здоровье, проблем с ветеринарами хватало: то ему какую-то железу прочищали, то шерсть на хвосте становилась жирной, то ухо умудрялся простудить. У врачей он был любимцем: никаких попыток к сопротивлению или маханию лапами. Беспрекословно выполнял все их распоряжения, морщился, но терпел уколы и другие неприятные манипуляции. А потом Гуня считал обязательным чуть лизнуть доктору руку. Восторг у них был полный, и вопрос, где только таких умниц воспитывают, обязательно присутствовал. Но ничем серьезным Гуннар не болел, до всяких старческих явлений еще далеко было, и никаких бед ничто не предвещало.