А вот наш Дигуня эмоций и чувств не стеснялся. И Марише, и мне выражал их по полной программе. Одно его мурлыканье на разных тонах многого стоило. Про постоянные разговоры я уже писал. Ей-богу, иногда казалось: ну еще немного, и я начну понимать, что он старается передать. Но увы!
Иногда мы уезжали на целый день в горы за грибами или на какой-нибудь местный праздник: мимозы, каштаны, мед или сыры. И как же он радовался, когда мы вечером возвращались. Перекатывался с боку на бок у наших ног и даже заваливался на спину, разрешая лицезреть свой теоретически белоснежный, но грязноватый живот. Лежит на спине, все лапы в разные стороны, и посматривает кокетливо: «понимаете ли вы, что я вам свою любовь выражаю? Хочу показать, как мне без вас было скучно.» И если была хоть маленькая возможность, обязательно устраивался рядом. Хорошо, что не на коленях – уж очень был тяжел.
И еще: про его постоянные попытки пободаться или потереться щекой я, наверное, уже писал. Особенно хочу отметить прием, который я называл «таращиться». Голову к моему лицу приблизит почти вплотную и так внимательно смотрит в глаза, будто хочет что-то мысленно мне передать. Иногда еще и подмигивал при этом (может, конечно, у него просто глаз от напряжения дергался), а я ему тоже (уже сознательно). И тогда он совсем упирался своим лбом в мой, но не бодался. Застывал так, задрав хвост, в очередной надежде установить контакт на более высоком уровне. Увы! Судя по всему, недоразвиты мы для этого.
В этом он очень напоминал Гуннара – тот пытался делать с Маришей то же самое. Мог застыть и смотреть пристально ей в глаза очень долго и лоб в лоб упираться. Но не со мной. А вот Дигуня с Маришей предпочитал просто обниматься, без подмигивания и длительных гляделок.
В их отношениях мою супругу только одно не устраивало: кот всегда с преогромным удовольствием устраивался с ней рядом, укладывал голову на руку или на ногу, мурлыкал как мини-трактор, лизался, но вот на руках принципиально ни сидеть, ни лежать не хотел. И, в отличие от Гуньки, его нельзя было таскать на плечах как воротник.
Как я прочитал потом, подобно всем настоящим кунам, Дигуня тоже был абсолютно общественным созданием. Полное счастье в его жизни наступало тогда, когда ему можно было устроиться между мной и Маришей, например, на диване у телевизора. На одного из нас накладывалась лапа, на другого – хвост, и песнопение включалось на полную мощность.
Что бы кто-то из нас ни делал, кот всегда находился рядом, внимательно наблюдал и все комментировал, причем не всегда чисто по-кошачьи. И обязательно время от времени пихался головой, требуя проявления внимания и ласки. Проблема для него была только одна – выбрать, за кем интереснее наблюдать. А как это сделать? Поэтому иногда он сновал между нами как челнок.