Когда он топчет мою ногу, это еще ничего. Но когда перебирается на грудь, я свое состояние могу выразить исключительно словами из анекдота про дистрофиков: «Кыш, муха проклятая, всю грудь истоптала». Хотя Дигуня уж точно не напоминает муху (впрочем, и я далеко не дистрофик).
Про неожиданные подарки в виде пойманных мышек, приносимых под утро, я уже писал. Мариша вопила нечеловеческим голосом. Но у меня как-никак тридцать лет педагогического стажа, поэтому я хвалил добытчика и старался незаметно выбросить подарочек за ограду.
Вечерами мы с ним играем в игру (см. выше), кто первым окажется в спальне. Если мы выигрываем, то сразу закрываем дверь и захлопываем все ставни. Уф, можно засыпать спокойно, повопит и отправится себе в ночное. Но чтобы опередить Дигуньку, приходится проявлять некоторые подготовительные действия, например, по закидыванию подальше в угол бумажного шарика. Против такого подлого действия устоять ему невозможно. Надо же обязательно рвануть за ним нестись и принести обратно!
Но и он не дремлет. Учится! Понимает, что против собачьего инстинкта, как-то попавшего в гены. не попрешь, поэтому с нами не сидит. А тихонько прокрадывается вниз заранее и прячется там. Причем в самых разных и неожиданных местах. Один раз в белье закопался. И не отзывался ни на какие призывы и заманивания, а терпеливо ждал, когда все успокоится, чтобы можно было тихонько вылезти и забраться на кровать.
Зато когда к нам из Брюсселя приезжает Адриан (он же Адрик), который ночует в большой комнате на надувном матрасе, мы кота сами забираем с собой. И наступает Дигуне полное счастье. А если еще и дверь на улицу внизу оставить приоткрытой на всю ночь, то это не просто счастье, а полный «апофигей»! Ведь можно по ночам спокойно шастать туда-сюда. Иногда при возвращении эмоции его так обуревали, что он уже не ограничивался топтанием, а тут же начинал рассказывать нам что-то важное и обязательно прямо в ухо свой нос засовывал. Я-то еще мог это спокойно выслушать и опять заснуть, а вот Мариша – нет, почему-то ей не нравилось, когда ночью так ее сон перебивали.
Надо признать, супругу Дигуня любил больше, чем меня. Как и Гуннар. Но с Гунькой разница была побольше. А тут, чтобы понять его отношение, надо было уметь нюансы ловить. Я умел. Это второй случай в жизни, когда мой кот не был в первую очередь моим. Но наши шансы были почти равны.
Я придумал объяснение и думаю, что в нем есть приличная доля истины. Все коты в большой степени эгоисты. Любить себя они позволяют всем, а вот сами любят окружающих как бы отраженно – настолько, насколько велика любовь конкретного человека к ним. По-видимому, Маришины чувства были в обоих случаях выражены посильнее моих. Коты такие нюансы очень тонко ощущают, хотя в «ответке» далеко не всегда демонстрируют разницу.