А вот если его просто выпустить из дома или отпустить с поводка, то, как я уже писал, Арл немедленно улетал вдаль, не обращая никакого внимания на крики и команды. Ну и, естественно, потом его надо было найти и поймать. Вариант «набегается, устанет и сам придет» не проходил. Ну и опять же, проблема других собак. Поэтому решаться на такие действия можно было только убедившись, что в радиусе трех километров их нет ни одной. В Ильинском, чтобы его выпустить без поводка из дома, сначала надо было обязательно позвонить в охрану и договориться, чтобы служебную овчарку крепко заперли.
Но дело в том, что кроме нее здесь попадались иногда и другие собачки. Например, приезжающие вместе со своими хозяевами. Доброжелательные они были или нет – не имело никакого значения. Пару раз мне приходилось прыгать в крутящийся клубок, чтобы вместе с хозяевами попавшего под раздачу случайного посетителя-бедолаги растаскивать их в разные стороны. И долго еще на руке оставались следы зубов вошедшего в раж Арла. Кроме того, через маленькие дырки под бетонным забором иногда на территорию пробирались и бродячие экземпляры, но эти хоть сами всех боялись и улепетывали от него, поджав хвост. Вот такой по жизни это был бесстрашный и безбашенный боец!
История его появления в семье моей сестры началась так.
Будучи в гостях в Экибастузе (сопровождала мужа в служебную командировку) у коллеги по работе, она встретила в доме хозяев двух рыжих красавцев. Они у нее тапочки из-под стола утащили, но после вмешательства принесли обратно, потупив глаза и изображая полное смущение и раскаяние. Умилившись, Ирочка неосторожно выразила абстрактное желание «завести и себе такую же прелесть». Но Казахстан – это почти Восток. Желание гостя – закон! Тем более жены одного из руководителей.
Ну и когда у пары появились щеночки, одного из них с оказией доставили на самолете в Москву. Сестры как раз в это время в столице не было, и эта крошка, естественно, попала ко мне. Я видел, что малыша от мамы забрали рановато: ему было страшно, он плакал, пускал лужицы и тут же обслюнявил мне все пальцы. Только наевшись, немножко успокоился и заснул, свернувшись комочком в моей старой зимней шапке. Она и стала потом его любимым дневным прибежищем.
А вот ночью щен вообще не хотел оставаться один, даже в шапке. Кроха жалобно плакал и из шапки постоянно вылезал. Приходилось брать его к себе, укладывать на живот, но и тут он никак не мог угнездиться. Долго ползал по мне, пристраивался на плече, около шеи, но успокоился только на голове – больше нигде не засыпал. Там ему было, наверное, особенно тепло – волос-то уже немного на затылке осталось. Так и приходилось мне спать на диване и по возможности неподвижно, на спине, не вертя головой. А то ведь спросонья щеночек не сильно разбирался, как ему аккуратненько опять туда же забраться, карабкался прямо по лицу и мог запросто в глаз лапой заехать.