- Надо полагать, ты пойдешь с этими деньгами на биржу? - сказал незнакомец. - И если не ошибаюсь, несколько тысяч ты уже проиграл там?
- О да! - воскликнул Маркхейм. - Но на сей раз я буду действовать наверняка.
- И на сей раз тоже проиграешь, - спокойно ответил ему неизвестный.
- Но половину-то я приберегу! - воскликнул Маркхейм.
- Эти деньги тоже проиграешь, - сказал неизвестный.
На лбу у Маркхейма выступил пот.
- Ну и что же? - вскричал он. - Пусть я все проиграю, пусть я снова впаду в нищету, но неужели же половина моей натуры, худшая половина, всегда, до самого конца, будет одолевать лучшую? Зло и добро с равной силой влекут меня каждое в свою сторону. Нет во мне любви к чему-то одному - я люблю все. Я могу отдать должное великим свершениям, жертвенности, мученичеству, и хоть я и пал так низко, что совершил убийство, чувство жалости не чуждо мне. Я жалею бедных: кому другому лучше знать их злоключения? Я жалею бедных и помогаю им. Я готов славить любовь и люблю искренний смех. Все доброе, все истинное, что только есть на свете, все любо моему сердцу. И разве мою жизнь так и будут направлять пороки, а добродетели останутся лежать втуне, как мертвый груз? Нет, этого не может быть. Добро тоже способно побуждать к действию.
Но его собеседник предостерегающе поднял палец.
- Все тридцать шесть лет, что ты живешь на земле, я слежу за тобой, сказал он, - я знаю твои колебания и постигшие тебя превратности судьбы и вижу, как ты падаешь все ниже и ниже. Пятнадцать лет назад ты бы содрогнулся при мысли о краже. Три года назад слово "убийство" заставило бы тебя побледнеть. Есть ли такое преступление, есть ли такая жестокость или низость, от которой ты еще способен отшатнуться?
Через пять лет ты сам убедишься, что нет. Твой жизненный путь идет под уклон, все под уклон, и, кроме смерти, ничто тебя не остановит.
- Да, верно, - хрипло проговорил Маркхейм. - В какой-то мере я покорился злу. Но ведь это можно отнести ко всем людям: даже святые, поскольку жизнь идет своим чередом, день ото дня становятся все менее взыскательны к себе и под конец сливаются с окружающей их средой.
- Я задам тебе простой вопрос, - сказал собеседник Маркхейма, - и в зависимости от ответа прочту тебе твой духовный гороскоп. Ты стал во многих отношениях не так строг к себе; что ж, может быть, это и правильно, поскольку все люди таковы. Хорошо, допустим. Но есть ли что-нибудь - пусть это будет мелочь, - есть ли что-нибудь, с чем тебе труднее примириться в твоих поступках, или ты даешь себе волю во всем?