Михалыч почесал лапой затылок и тяжело вздохнул.
– Ага, – согласился журналист и смачно отхлебнул чего-то. – На ее месте я бы тоже задал этой семейке.
***
Когда в четыре утра Михалыч приехал к Подкове, вход сторожила милицейская «Победа». Выла метель, кружились снежные вихри. В салоне «Победы» дремал двухцветный (зелено-фиолетовый) осьминог, обняв руль всеми восемью плюшевыми щупальцами.
– Долго вы ее так будете ловить, – сказал Михалыч осьминогу. Тот помычал в ответ, не просыпаясь, и пустил слюнку. Медведь не стал продолжать увлекательный разговор и похрустел по сугробам к двустворчатым дверям «Подковы».
Внутри здания оказалось темно и засасывающе тихо. Михалыч мягко, едва касаясь старого ковра, прошёл мимо храпящего консьержа к лестнице и направился наверх.
Это было ошибкой.
Поскольку лестницы строил Высокий народ, на каждую ступеньку приходилось карабкаться, как на гору. К третьему этажу сбилось дыхание, к пятому – плюшевое сердце едва не выпрыгивало из груди. К четырнадцатому у Михалыча сводило нижние лапы. Минут пять медведь приходил в себя после подъема и лишь потом двинулся к квартире Софи.
На стук никто не отозвался.
Михалыч встал на цыпочки, осмотрел замок и вытащил связку ключей-отмычек.
– Первый поросёнок пошёл в бар, второй поросёнок остался дома. Третий поросёнок в покер играл. Четвёртый сторожил второго…
Запор щёлкнул, и дверь с легким скрипом отворилась в темноту квартиры.
Михалыч убрал связку в карман и включил фонарик. Круг света лизнул стол, задёрнутую штору, пробежал по кровати. Нижние лапы потянули медведя вперёд, за порог. Ноздрей коснулся застоялый запах табака и чего-то милого, сладкого, кошачьего.
Движение слева – затылок взорвался болью. Свет фонарика потускнел, пол бросился навстречу. Перед глазами полетели синие птички, и в их облаке возникла Софи: элегантная, нарядная, с аккуратно причесанной шерсткой на ушах и мордочке.
– А ну лежать! – прошипели сзади.
Михалыч с трудом вынырнул из грез и с ещё большим трудом сообразил, что почти отправился в нокаут.
– С-Софи? Ну и ударчик.
– Молчать! – прошипели снова.
– Софи, я, кажется… я п-пытаюсь тебе помочь?..
Сзади помолчали, затем Михалыча дёрнули и перевернули на спину. В свете фонарика возвышался кот: вельветовый, трехцветный, с прической плохиша и повязкой «Профсоюзы – дадим отпор казнокрадам!». В правой его лапе угрожающе покачивался чемодан Софи. Самой кошечки – ни элегантной ее версии, ни обычной, прокуренной – нигде не виднелось.
– Кто ты и с чего тебе помогать моей сестре?
Михалыч сопоставил два и два, затем коротко все пересказал – со звонка Зубова до разговора с журналюгой. Птички продолжали остервенело летать перед глазами, голова раскалывалась.