1. Есть желание жить. Хочу увидеть, что произойдет с миром в отсутствие человека. Географ. А после некоторого раздумья приписал еще несколько строчек:
2. Всегда предпочитал одиночество. Не испытываю необходимости в общении с другими людьми.
3. Вырезан аппендицит.
4. Относительно практичен, но не педант. Люблю путешествовать; могу жить без городских удобств.
5. Не испытал всех ужасов катастрофы, не видел, как умирали близкие. Поэтому избежал самого страшного из всех потрясений. Он прервал свои записи и долго разглядывал последнюю строчку. По крайней мере хотелось надеяться, что хоть она справедлива. Застыв в тяжелой неподвижности, он смотрел на лежащий перед ним лист бумаги и думал. Он мог записать еще ряд своих положительных качеств, такие, как умение творчески мыслить, а значит, быстро приспособляться к внешним изменениям. Он мог записать, что любит читать, а значит, обладает могучим средством, заключенным в способности, переключая сознание, отгораживаться от окружающего мира и, уменьшая напряжение, расслабляться. Одновременно с этим он был не просто читателем: умение анализировать, умение практически применять прочитанное вооружало бесценным инструментом в познании мира, а значит, увеличивало шансы на выживание. Пальцы его сжали карандаш, стоило лишь на мгновение подумать, следует ли к достоинствам отнести свободу от предрассудков и суеверий? Это могло стать ключевым пунктом, иначе, как тот старик, будет он постоянно думать и бороться со страхом от одной Мысли, что случившееся бедствие есть результат прихоти какого-то разгневанного Бога, который – как когда-то Великим Потопом, а на этот раз чумной эпидемией – решил снова очистить Землю от скверны, оставив Иша (правда, не осчастливив его обладанием жены и детей), как древнего Ноя, снова наполнить жизнью пустоту. Но такие мысли открывали путь к безумию. Конечно, если человек начинал думать о себе как об избранном, он невольно начнет думать о себе как о Боге – а за этим лежало безумие. «Нет, – думал он. – Что бы ни случилось и когда бы ни случилось, я никогда не поверю, что я бог. Нет, я никогда не стану богом!» А пока непрерывный поток мыслей будоражил его сознание, он с удивлением понял, что предвкушение предстоящего одиночества придает ему силу, вселяет уверенность и, что совсем странно, даже доставляет удовольствие. В прошлой жизни все его переживания и неудобства были в основном связаны с людьми. От одной мысли о танцах он покрывался холодным потом; он никогда не умел смешивать виски с содовой; никто никогда не предлагал ему вступить в студенческое братство. В добрые старые времена отсутствие подобных достоинств являлось серьезной помехой. Теперь, и это он с удивлением понял, «недостатки» становились достоинствами. Когда участие в многолюдных людских собраниях становилось неизбежностью, чувствуя неспособность принимать живое участие или вмешиваться в чужие разговоры он отступал в тень и оттуда слушал, запоминал и критически переосмысливал чужие слова и мысли. Вот и теперь он вполне переживет отсутствие живого общения и снова сможет тихо сидеть, смотреть и ждать, что произойдет. Его слабость стала силой. Такое может испытать слепой среди зрячих в мире, неожиданно лишенном света. В таком мире несчастным зрячим останется лишь бестолково сталкиваться друг с другом в поисках выхода, а слепец будет у себя «дома» и теперь из того, кто нуждался в помощи, сам превратится в надежного поводыря. Но стоило ему оказаться в постели, и когда в темноте холодные щупальца тумана, поднимаясь с залива, снова сжали в объятиях дом на Сан-Лупо, былая решимость отступила, и состояние одиночества уже не казалось таким простым, безопасным удовольствием, как представлялось в его радужных мечтаниях. И снова великий страх накрыл его, и заставил корчиться тело его, и слушать звуки темноты, и думать об одиночестве и о том, что может случиться и с ним, когда в двери его дома постучится беда, которую назвал он Вторая Смерть. И тогда страстное желание в бегстве искать спасение пришло к нему. Он чувствовал, что должен уехать – уехать далеко; он должен все время двигаться и делать это как можно быстрее, чтобы всегда быть впереди страшной неизвестности, которая, возможно, уже пустилась за ним в погоню. И в поисках оправдания своему мистическому ужасу он решил, что болезнь могла и не захватить все Соединенные Штаты, и где-то осталось в живых маленькое человеческое сообщество, которое он обязан найти.