Забор можно рассматривать как вещественную реальность и одновременно как символ. Между скотом и урожаем забор есть реальность, но между рожью и овсом всего лишь символ, потому что овес и рожь никогда не смешиваются друг с другом. Это из-за заборов разделилась земля на куски и кусочки. Луг резко обрывается и становится вспаханным полем по одну сторону забора, чтобы снова стать лугом, но уже по другую; за неровной линией забора бежит дорога, а за дорогой сад, и потом еще забор с лужайкой и домом, а потом еще забор, прячущий хлев. Но когда рухнут заборы и как символ, и как реальность, не станет более кусков и кусочков, и тогда не отличишь их, ибо все смешается, все сольется в единое, и будет все, как в начале.
И еще равнодушнее стал он к бегу времени. Зарядили дожди, и дороги были уже не такими гладкими и прямыми, как на Западе, и потому он не вел машину подолгу. Более того, исчезло раньше все время гнавшее его вперед желание спешить. Будто выполняя скучную обязанность, держа направление на северо-восток, проехал он холмы Кентукки, пересек пойму Огайо-ривер и въехал в Пенсильванию. Теперь у него появился интерес самому добывать себе пищу. Собирал молочные початки на заросших травой кукурузных полях, поспевшие ягоды и фрукты. Время от времени находил в огородах не поеденный червями латук. Искал морковку и ел ее сырой, потому что очень любил сырую морковку прямо с грядок. Подстрелил поросенка и из дробовика двух куропаток. А однажды, заперев бурно протестовавшую Принцессу в машине, провел два счастливых часа, выслеживая стаю индюшек, каждый раз стремительно убегавших, стоило приблизиться ему на дистанцию выстрела. В конце концов, ему повезло подкрасться незамеченным и свалить здоровенного индюка. Еще несколько недель назад это были совсем домашние птицы, но жизненная необходимость спасаться от лисиц и диких котов сделала их такими пугливыми и осторожными, будто прожили всю свою жизнь эти птицы в диких лесах. А когда на короткое время прекращались дожди и выглядывало солнце, становилось жарко, и тогда он скидывал одежду и купался в приглянувшейся реке. Вода из трубопроводов стала казаться протухшей, и он пил из ручьев и набирал воду из колодцев и еще думал: должно быть, и большие реки очистились от отравленных стоков городов и заводов. Он привык и перестал удивляться виду больших городов и даже научился определять: полностью пустынны и покинуты они, или если поискать, то найдешь одного или двоих оставшихся в живых. Винные магазины большей частью были разграблены, в некоторых банках тоже были видны следы посещений человеческих существ, которые, кажется, даже сейчас не потеряли веру в волшебную силу денег. На улицах можно было встретить случайную свинью или собаку и гораздо реже кошку. Даже в этой, достаточно густонаселенной части страны он встречал сравнительно мало беспорядочно лежащих мертвых тел, и запах смерти был слабее, чем он ожидал и боялся. Большинство ферм и маленьких городков были просто оставлены их последними обитателями, ушедшими в надежде на помощь в большие города или бежавшими в горы, там надеясь избежать инфекции. На окраинах каждого большого города он видел холмы вывороченной земли, здесь, наверное, до последнего дня трудились бульдозеры. И когда наступили те последние дни, много тел осталось лежать неубранными, но было это вокруг объявленных карантинной зоной госпиталей. Нос тут же предупреждал его о близости таких мест, и он торопливо объезжал их стороной. Встречавшиеся ему на пути люди жили в основном в одиночку и очень редко парами. Словно привязанные, не покидали они своих родных мест. Иногда люди, кажется, действительно хотели, чтобы Иш остался, но никогда не выражали желания поехать вместе. А он так и не мог найти того, с кем бы хотел разделить будущее. Если очень понадобится, у него еще будет время вернуться. В сельской местности, как это ни странно, он замечал больше изменений. С этим можно было не согласиться, но на полях кукуруза росла вместе с сорняками, и пшеница была не убрана, и стояла, низко наклонив спелые колосья, а кое-где уже начало сыпаться на землю зерно. Скот и лошади бродили там, где им хотелось бродить, а это означало, что начали рушиться заборы. Там, где заборы были прочны, нетронутыми стояли кукурузные поля, но в большинстве случаев скотина находила себе путь через оставленные человеком преграды. А однажды утром он пересек Делавэр-ривер, ехал по земле Нью-Джерси и только тут понял, что после полудня может добраться до Нью-Йорка.