Земля без людей (Стюарт) - страница 46

Каждая мелочь была тщательно продумана в электроэнергетической системе и потому не требовала постоянного участия и заботы человека. И когда заболел человек, продолжали мощные генераторы посылать по проводам свои точно выверенные во времени пульсации электрического тока. И продолжал гореть свет, когда закончились короткие муки агонизирующего человечества. И так продолжалось неделями. И если выходила из строя мощная линия, снабжающая энергией целый город, отключала ее система из своей сети еще до того, как падали стальные провода на землю. И если целая электростанция прекращала работу, остальные, отдаленные друг от друга на сотни миль, подхватывали ослабевшее звено и, увеличивая собственную мощность, посылали по проводам столько электроэнергии, сколько было нужно. Но, как и на бетонной автостраде, даже в такой совершенной системе есть свой слабый участок, уязвимое звено. (Это неизбежная, роковая отличительная черта, присущая каждой системе.) Так бы и продолжала непрерывно течь вода, продолжали бы мерно крутиться, посаженные в наполненные маслом гнезда подшипников валы генераторов, и шли бы годы… но существовало слабое место, и скрывалось оно в регуляторах, управляющих генераторами. Никому не пришла в голову мысль сделать их полностью автоматизированными. Каждые десять дней приходилось человеку проверять их состояние, наверное, раз в месяц пополнять масло. Через два месяца без всякого ухода уровень масла снизился, а время шло – неделя за неделей – и тогда один за другим начали выходить из строя регуляторы. Изменился угол наклона, и побежала вода, не попадая на лопасти турбины. И тогда замедлял свое вращение генератор и переставал отдавать в систему часть своей энергии. А когда один за другим выключались они из общего круга, нагрузка на оставшиеся возрастала и возрастала, и развал всей системы был предрешен.

А когда он проснулся, то увидел, что еще более тусклым стал свет электрических ламп. Из режущего глаз накал нити стал оранжево-красным, и теперь он спокойно мог смотреть на нее, не прикрывая глаз ладонью. И хотя он не выключил ни одной лампы, унылый полумрак поселился в его доме. «Гаснет свет! Гаснет свет!» Как часто во все века произносились эти слова человеком: иногда это была ничего не значащая, мельком брошенная фраза, иногда ее шептали помертвевшие губы, иногда в буквальном, иногда в переносном смысле, подразумевая некий символ. Ведь как много значил свет в истории человечества! Свет мира! Свет жизни! Свет знаний! Дрожь пробежала по телу человека, но подавил он страх. Несмотря ни на что, великая система энергии и света поразительно долгое время продолжала жить, и вся ее автоматика, когда не стало человека, тоже продолжала свою работу. И он вспомнил тот день, когда, не зная ничего о случившемся, спустился с гор. Тогда смотрел он на электростанцию и чувствовал, как уверенность и покой возвращаются к нему, потому что ничего не могло случиться в Мире, где продолжала стремительно уходить в решетку плотины вода и, как прежде, слышен был приглушенный, непрекращающийся гул вращающихся генераторов. И снова гордость за родные места поселилась в его душе. Наверное, нигде так долго не продолжала жить система. Возможно, он видит последние электрические огни, горящие на этой земле, и когда погаснут они, долгое, бесконечно долгое время пройдет, пока вспыхнут они и снова озарят эту землю. Сон оставил его, и сидел Иш, выпрямившись в кресле, и чувствовал, что не имеет он права сейчас спать, и желал лишь одного, чтобы быстрее наступил конец и чтобы был наполнен гордостью и достоинством, не растянулся в долгую агонизирующую муку ожидания. Снова, еще раз мигнув, стал слабее свет, и тогда Иш подумал: «Все… это конец». Но еще жил свет, лишь темно-вишневой стала нить в хрупкой оболочке стекла. И снова начал меркнуть свет. Словно катящиеся с горы сани – сначала медленно набирая скорость, а потом все быстрее, все стремительнее, несясь вниз. На короткое мгновение (а может, ему показалось) вспыхнул свет ослепительно ярко и все, исчез навсегда. Принцесса беспокойно заметалась во сне и неожиданно подала голос – протяжный, наполненный сном собачий голос. Что это – не похоронный ли звон? Он вышел на улицу. «Может быть, – думал он, – это повреждение местной линии». Но он точно знал, что это не так. Он напряженно вглядывался в темноту. И не видел больше света – ни на улицах, ни на далеком мосту. И это был конец. «Да не будет света… и не стал свет». «Не надо трагедий», – решил он и ушел в дом, и там долго спотыкался в темноте, пока не нашел ящик в шкафу, в котором мама хранила свечи. Поставив свечу в подсвечник, он неподвижно сидел при ее хрупком, колеблющемся, но не затухающем свете. Но чувствовал, как продолжает нервным ознобом сотрясать его тело.