— Оставьте меня в покое, Ричард, — тихо промолвила она. — Пожалуйста. Я вам не нужна и уж вряд ли могу представлять для вас серьезный вызов.
— Ошибаетесь, — прошептал Тьернан, легонько, словно гусиным перышком, прикасаясь к ее губам. И губы Кэссиди на мгновение помимо ее воли сами прижались к его устам. — Только ответьте мне на один вопрос, Кэссиди, и я отпущу вас. — Он нашептывал еле слышно, не отрывая взгляда от ее глаз, в которых застыло страдание.
— Хорошо, — выдавила она. Губы их были столь близко друг от друга, что даже легкое их трепетание походило на невольный поцелуй.
— Вам было приятно?
Внезапно подернутые поволокой глаза Кэссиди широко раскрылись и потемнели от гнева.
— Убирайтесь вон! — выкрикнула она. Однако Тьернан не позволил ей вырваться, заключив в крепкие объятия.
— Тогда, может, я сам это выясню? — спросил он, стремительно опустив руку и крепко прижав к холмику под юбкой.
И вот тогда она его ударила. Наотмашь и сильно, отбив ладонь о его твердую скулу. Тьернан почувствовал жжение в поцарапанной кольцом щеке, и в следующий миг Кэссиди попятилась, насмерть перепуганная содеянным.
В первое мгновение в голове Тьернана промелькнула мысль — а не ударить ли в ответ? И ударил бы, не моргнув глазом, если бы это пошло на пользу задуманному им плану. Он вообще был готов на все ради его осуществления. И все же в глубине души бить Кэссиди ему не хотелось. Вот целовать, дразнить, затащить в постель — совсем иное дело. Но бить? Нет, только в самом крайнем случае.
— Любопытно все-таки, как легко подтолкнуть челавека на жестокость, — промолвил он. — Легкая подначка, а вы уже даете волю рукам!
На глаза Кэссиди навернулись слезы.
— Так случилось и с вашей женой, да? — сдавленным голосом пробормотала она.
— Не знаю, — преспокойно ответил Тьернан. — Меня там не было.
Затем он повернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
* * *
С минуту Кэссиди выжидала, нервно закусив губу. Она не слышала шагов в коридоре — Тьернан двигался бесшумно, как кошка, незримо, словно вампир. Досчитав до двадцати, Кэссиди подбежала к двери и заперла ее на ключ. Лишь тогда она заметила, что у нее дрожат колени, а ноги подгибаются. Проковыляв к кровати, она бросилась на нее, вся дрожа.
Ушибленная ладонь болела. Никогда прежде ей не приходилось бить человека. Даже в детстве, когда ее старший брат Колин доводил ее до белого каления, Кэссиди никогда не набрасывалась на него с кулаками. Шум и брань частых гостей в их доме она воспринимала на редкость болезненно.
А баталии, которые разыгрывали родители, просто убивали ее. Должно быть, уже тогда, в далеком детстве, она дала себе зарок никогда, ни при каких обстоятельствах не терять головы и не распускать руки.