— Прошу прощения, милорд, — твердо ответил Саймон, — но свой выбор я уже сделал.
Элис медленно опустила голову. Ей было приятно и удивительно, что кто-то предпочел ее сестре — красавице и шалунье Клер. И как так вышло, что столь блестящий мужчина, как Саймон, остановил свой выбор на ней — такой невзрачной?
Элис повернула голову к человеку, с которым ей вскоре предстояло разделить постель, и спросила:
— Почему все же вы сделали столь нелогичный выбор, сэр? Неужели настолько сильно влюбились в меня, что потеряли голову?
Саймон негромко хохотнул и ответил:
— О любви я знаю не больше, чем вы — о похоти, миледи. Мне кажется, что любовь — это грех и пустая трата времени. Занятие, опасное для души. Желаете убедить меня в обратном?
— О любви я знаю едва ли больше, чем о похоти, — ответила Элис, — и, как и вы, предпочитаю не проявлять это чувство, во всяком случае, внешне. На мой взгляд, так легче жить.
Ответная улыбка Саймона была натянутой, хотя и казалась обворожительной — со стороны.
— Жизнь очень редко бывает легкой, леди Элис. И если вам вдруг придет в голову завести роман с кем-нибудь из рыцарей при дворе вашего брата, я не стану вам мешать. Разумеется, после того, как познакомлю вас со всеми наслаждениями, которые дарит человеку похоть.
Элис казалось, что она медленно погружается в глубину золотистых глаз Саймона, качается на волнах его звучного низкого голоса. Ей нечего было противопоставить его магической силе.
«Его называют чародеем, — подумала Элис, — и теперь я понимаю, почему».
Вот и сейчас он пытался околдовать Элис, зачаровать против ее воли обещаниями чувственных наслаждений. Она собрала свою волю в кулак и вступила в невидимую схватку с самой собой.
Наконец Элис удалось побороть свои чувства, и к ней вернулся дар речи.
— Вы думаете, что такое будущее сулит мне счастье? — спросила она.
— А почему бы и нет? Разве каждой женщине не хочется больше того, что она имеет? Денег, славы, любовных приключений, наконец.
— Никто не властен над любовью, ни своей, ни чужой.
— Верно. Вот я и хочу предоставить вам полную свободу любить и быть любимой.
— Вы требуете, сударь, чтобы я наставила вам рога?
— Не требую, но согласен смириться с этим, если ваше сердце вдруг воспылает страстью к какому-нибудь юному рыцарю.
— Вы сами верите в то, что такое может быть?
— Я полагаю, что глупо осуждать человека за любовь.
— Ваши слова дают понять, что вы не такой, как все. Не такой, как люди, я имела в виду.
— Так обо мне думают многие. Даже Ричард временами считает меня воплощением какого-то древнего монстра, наделенного тайными силами и связанного с самим адом.